Кристина Далчер - Мастер-класс

Малколм, оторвавшись от телефона, с удивлением посмотрел на меня.

— В чем ошиблись? Насчет чего?

— Насчет этой девочки. Сабрины. Еще на прошлой неделе она училась вместе с Энн. А теперь вдруг получила желтую карту.

Малколм не стал затруднять себя тем, чтобы подняться и подойти ко мне; он продолжил разговаривать со мной из столовой, удобно устроившись в кресле в компании собственного «эго», компьютера и кофе.

— Возможно, она в пятницу как-то ухитрилась провалить все тесты, — предположил он.

— Вряд ли. Энн говорит, что она всегда успевала прекрасно. Просто потрясающе.

На это у Малколма ответа не нашлось, и он лишь уклончиво пожал плечами.

Я заметила, что на той стороне улицы приоткрылась дверца «Лексуса», и теперь Джолин сидела как бы наполовину в машине, а наполовину на улице. И, разумеется, снова курила. Если сейчас семь утра, подумала я, то к вечеру она выкурит не меньше двух пачек.

— Я беру в школе «день отдыха» и уезжаю к родителям, — сообщила я Малколму, одновременно набирая на клавиатуре послание нашей секретарше Рите.

Как ни странно, Малколм даже с некоторым интересом повернулся ко мне. Синяк у него на физиономии уже приобрел желтоватый оттенок.

— Но ты же вернешься домой, я полагаю. — И это не вопрос.

— Конечно.

Малколму все равно, вернусь ли я назад, останусь ли у родителей, отращу ли бороду и убегу с бродячим цирком. Я прекрасно поняла это уже по его тону. Без меня ему, пожалуй, было бы даже лучше. Я не болталась бы под ногами, а они с Энн устраивали бы себе маленькие пиршества, во время которых Малколм, пользуясь полной свободой, начинял бы девочке голову своими идеями «дивного нового мира» и реформы общего образования.

Набросив на плечи пальто, Малколм прошел мимо меня к входной двери и на ходу бросил:

— Только не трать столько времени на беседы со своей драгоценной бабушкой, иначе тебе завтра опять придется мысли в кучку собирать, когда ты к своим ученикам в класс вернешься.

Неужели я когда-то действительно любила этого человека?

— Ничего мне в кучку собирать не придется.

Дверь за ним захлопнулась с таким грохотом, словно он навсегда отделил от внешнего мира то, что осталось позади, то есть меня; и я поднялась наверх и уселась на кровать в комнате Фредди. Подушка все еще хранила запах моей младшей дочери, и я зарылась в нее лицом, вдыхая этот запах, точно последнее воспоминание о Фредди. Все у нее в комнате имело мягкие, приятные оттенки — бисквитно-розовый, зеленоватый, как мох, светло-желтый, как масло, — и это должно было бы меня успокоить, но успокоиться я никак не могла. Ее куклы молча наблюдали за мной со своей полочки, которую я в прошлом году выкрасила белой краской; в их черных глазах упрек. Между ночным столиком и кроватью валялась пластинка жвачки — земляничной, скорее всего. Я подняла ее и некоторое время держала в руках, представляя себе, как Фредди своими маленькими пальчиками развернула бы фольгу, а потом, как всегда, свернула бы ее вчетверо.

Не следовало бы мне быть такой эгоистичной. Я не первая женщина, не первая сестра, мать или жена, сидящая в пустой спальне, где у нее нет иного утешения, кроме икон и разноцветных стен. Женщины теряли своих детей с тех пор, как стали их рожать. Холера. Рак. Война. И каждая из этих потерь несправедлива.

Чей-то телефон зачирикал на кухонной стойке, прервав мои горестные размышления, и я глупо подумала: Вот оно! Вот сейчас мне сообщат, что произошла ошибка . На мгновение меня охватило невероятное облегчение, но уже через несколько секунд от него не осталось и следа. Увы, телефон не принесет мне спасительной вести, и никто веселым голосом не сообщит о том, что в системе произошел сбой. Но телефон все звонил, и я нехотя вышла из комнаты Фредди, плотно прикрыв за собой дверь.

Телефон оказался не моим и не Фредди. Это был телефон Энн, и уж он-то совершенно точно не должен был здесь находиться, ведь он практически приклеен к ее ладони. Я все же решила прочесть некую срочную эсэмэску, присланную подружкой Энн; эту девочку я знала, она много раз по субботам приходила к нам заниматься.

Эй. Ты как?

Это последнее сообщение в длинной переписке. И я почти готова была положить телефон на место, но вдруг увидела последние ответы Энн:

Заткнись!!! — рядом она поставила плачущий эмоджи — не тот, что плачет от смеха, а с настоящими слезами и расстроенным выражением. И затем последовало еще более яростное: Я тебя ненавижу!

Мне не следовало бы читать чужую переписку, но я все-таки продолжала ее читать, понимая, что иначе буду беспокоиться и воображать все самое худшее.

В итоге я выяснила, что эта подруга — которая, по всей видимости, больше не является подругой Энн — начала этот разговор еще в пятницу вечером, заметив как бы между прочим: По-моему, там Фредди куда лучше будет.

Надо сказать, мне много чего приходило в голову насчет того, как «там» будет Фредди, но только не «куда лучше». Но не из-за этой дурацкой фразы у меня моментально подскочило давление. А из-за трех следующих коротеньких предложений:

Она совсем не такая, как ты.

Может, она умственно отсталая?

Как в книжках твоего папы?

От этих слов у меня сразу начало щипать в глазах. И мне стало ясно, почему Энн уехала в школу, оставив телефон дома.

Забыв о кофе, остывающем на кухонной стойке, и о телефоне, полном, конечно же, и других посланий на ту же тему, я поднялась в кабинет, который делю с Малколмом. Впрочем, этот кабинет скорее его, чем мой; мне выделен лишь небольшой квадратик пространства, где поместился мой письменный стол с лэптопом и стеллаж со школьными файлами. В основном я стараюсь работать на работе и приношу бумаги домой, только когда это совершенно необходимо. Миновав свое рабочее место, я прямиком направилась к огромному — от пола до потолка — стеллажу, что стоял слева от письменного стола Малколма.

Существует определенный канон теории познания и когнитивного развития от Кёлера до Пиаже и Монтессори [19] Вольфганг Кёлер (1887–1967) — немецкий психолог, один из основателей гештальтпсихологии. С 1935 г. — в США. Не проводил принципиального различия между интеллектом человека и антропоидов. Жан Пиаже (1896–1980) — швейцарский психолог, создатель операциональной концепции интеллекта и генетической эпистемологии. Мария Монтессори (1870–1952) — итальянский педагог. Разрабатывала методы развития органов чувств у детей дошкольного и младшего школьного возраста. Сторонница свободного воспитания. ; эти книги всегда лежали на верхней полке, и я, помнится, многие из них перечитывала, когда Энн была маленькой, но что-то не могла вспомнить ни одного упоминания об умственно отсталых детях в трудах гештальтпсихологов [20] Гештальтпсихология — одна из основных школ западной (преимущественно немецкой) психологии; в ее основе лежит принцип целостности (понятие гештальта) при исследовании сложных психических явлений. или сторонников метода Монтессори. Пальцы мои скользили по корешкам книг, затем перебрались на одну полку ниже и, наконец, на самую нижнюю полку, отчасти скрытую стойкой с файлами и мусорной корзиной. Я вытащила первые три книги и начала их пролистывать, усевшись на пол между стеной и письменным столом. Я, собственно, даже не очень себе представляла, что именно ищу. Может, она умственно отсталая? Как в книжках у твоего папы ?