Кристина Далчер - Мастер-класс

— У вас могут возникать довольно болезненные спазмы. Будем надеяться, что это будет ненамного хуже обычных менструальных болей. Если же трудно будет терпеть, примите одну таблетку обезболивающего. — Он вынул из кармана два заранее написанных рецепта и положил один из них на столик рядом со мной, а потом продолжил перечислять возможные побочные эффекты: — Также вполне возможна утрата аппетита.

— Ничего, — сказала я, — как-нибудь переживу.

— Хотя это весьма важный показатель. — Он спокойно и серьезно посмотрел на меня. — Даже если это и покажется вам нормальным. А также, если у вас поднимется температура или начнется сердцебиение — даже если и это покажется вам нормальным, — вы должны немедленно обратиться к врачу. Понимаете? Риск невелик, но чем раньше вам будет оказана медицинская помощь, тем лучше.

Одно слово все крутилось у меня на языке, и я невольно произнесла его вслух:

— Значит, возможен сепсис?

Мендер вздохнул.

— Как я уже сказал, риск невелик, он, по сути дела, бесконечно мал. Но нулевым не является. — Мне очень хотелось повторить ему то, о чем предупреждал меня Алекс. Наверное, тогда он по-иному рассчитал бы и все риски, и возможность развития сепсиса. — И на этот случай вот вам еще рецепт. — И он постучал пальцем по второму листку с размашистой подписью под напечатанным текстом. — Рецепты вы сможете заполнить, когда приедете домой, а принимать лекарство стоит начать с сегодняшнего вечера.

— А второй рецепт на что?

— Всего лишь на антибиотик. Он сильный, и доза большая. Прием этого средства должен устранить любое воспаление.

Все-таки врачи и медработники в политики явно не годятся. У них попросту нет времени следить за своими словами. Пока Мендер аккуратно сворачивал тему с моим лечением и убирал со столика расширитель и шприц для внутриматочной инъекции, я заметила, что все это он кладет в контейнер с надписью «Биологически опасные отходы». И все это время он, не умолкая, что-то говорил. По-моему, он считал, что так меня утешает.

— Таких, как вы, будет еще немало, моя дорогая, — сказал он, ласково похлопывая меня по руке. — Вскоре многие женщины прибегнут к тому же.

— И как они это сделают?

Он пожал плечами.

— Да просто отправятся в «Здоровье женщины». Если эти испытания пройдут успешно и риск осложнений действительно окажется настолько низким, как мы предполагаем, то и моя жена, черт возьми, наверняка на это согласится. Ей в декабре тридцать пять стукнет. Вообще-то она — самый настоящий рождественский ребенок. И она уже решила, что в любом случае сразу после дня рождения обратится в местную клинику «Здоровье женщины» и обо всем позаботится. Все к лучшему, если вам интересно мое мнение. Как известно, лучше предотвратить, чем лечить, верно?

— Так что, это на добровольной основе делается?

Мендер стал объяснять, а меня больше всего беспокоило то, достаточно ли большой памятью обладает та штуковина, которой снабдила меня Мелисса.

— О да, по-моему, в основном именно так. Всем ведь хочется иметь потомство от молодых и здоровых. Тридцать пять — это слишком много, говорят врачи. Что-нибудь, пожалуй, может пойти неправильно…

В основном.

— А как насчет недобровольной основы? Бывают какие-то другие случаи?

Мендер уже убрал все с хирургического столика из нержавеющей стали и принялся его мыть.

— А насчет этого вы не волнуйтесь, моя дорогая. Причин будет сколько угодно.

Господи, хоть бы «ручка» Мелиссы сумела все это записать и сфотографировать!

Потому что, как только я вернусь в Вашингтон, я немедленно позабочусь о том, чтобы вся эта информация разлетелась по сетям и частотам и взорвалась так громко, чтобы взрыв можно было услышать даже на гребаной луне!

Большую часть трехчасового перелета из Канзас-Сити в Вашингтон я проспала. А когда не спала, то притворялась, что сплю, лишь бы не видеть перед собой Алекса. Мы вышли из самолета неподалеку от главного здания аэропорта прямо на асфальтобетонную полосу. Я плотнее запахнула пальто на пронизывающем ледяном ветру и увидела, что из двери аэропорта появился Малколм и неторопливо двинулся к нам. Я не помнила, чтобы когда-нибудь в аэропорту Кеннеди было так холодно уже в начале ноября.

Когда мы вошли в здание аэропорта, Малколм и Алекс ненадолго оставили меня и отошли в сторонку. Слышать их разговор я не могла, но видела, как Алекс передал Малколму мой телефон. А я и позабыла, что его у меня отобрали, как и у всех прочих, еще в приемной перед кабинетом Марты Андервуд. Алекс и Малколм еще немного поговорили, со смехом похлопали друг друга по спине и распрощались.

Настроение Малколма вполне соответствовало погоде, когда он, взяв меня за плечо, прошел на стоянку с почасовой оплатой. Ни слова приветствия я от него так и не услышала. Он открыл дверцу пассажирского сиденья и стоял рядом, глядя, как я неловко забираюсь внутрь и усаживаюсь; затем обошел свой «БМВ» спереди, сел за руль и включил двигатель. Мне столько слов хотелось выкрикнуть ему в лицо, что я просто не знала, с чего начать.

Он, похоже, прочел мои мысли и предупредил:

— Ты только ничего мне не говори, Елена. Ни одного распроклятого словечка, черт тебя побери!

Я повернула вентилятор обогревателя в свою сторону и сидела тихо, считая встречные автомобили, пока Малколм, лавируя в потоке, выезжал с территории аэропорта на шоссе. Я думала о том, что скажу Энн, когда мы доберемся домой. Или, точнее, что скажет мне она, если, конечно, вообще захочет хоть что-нибудь мне сказать.

Малколм приоткрыл свое окошко, и я тут же повернула регулятор нагрева на цифру восемьдесят. Он опустил стекло еще на пару дюймов, и я снова повернула регулятор. Теперь светящиеся цифры показывали восемьдесят пять. Этот безмолвный поединок длился в течение того получаса, который требовался, чтобы доехать до дома, и холодный воздух, бьющий в почти полностью открытое окно, все сильнее завихряясь в задней части автомобиля, бил меня в правую щеку и висок, словно говоря: ты явно проигрываешь.

— Не мог бы ты закрыть свое окно? — попросила я и прибавила: — Пожалуйста.

Он ответил тем, что нажал на кнопку слева от себя, и окно открылось полностью.

Наш дом — наверное, теперь это был дом Малколма или скоро будет таковым — был столь же холоден и темен, как этот вечер. Не горел даже свет на заднем крыльце, хотя сейчас было не так уж поздно. Сегодня пятница, так что Энн, скорее всего, еще не ложилась, думала я, и если она не занимается, то смотрит кино. А может, если Малколм сказал ей, что я приезжаю, она решила вообще со мной не встречаться и остаться в своей комнате? В любом случае дом выглядел как-то неправильно.