Лоис Лоури - Сын [litres]

Тогда она стала бегать ночью. В темноте все ощущалось по-другому. Она училась руками и ногами различать форму предметов, а сознанием чувствовать приближение к обрыву, чтобы вовремя остановиться. Эйнар было хотел завязать ей глаза, чтобы можно было тренироваться днем, но она отказалась.

– Я буду бегать хоть среди безлунной ночи, хоть по холоду, но не вынесу повязки на глазах, – сказала она и отвернулась, потому что от жутких воспоминаний перехватило дыхание.

Эйнар не стал ее расспрашивать, но произнес:

– Тем не менее тренироваться в темноте важно. Первую часть восхождения придется проделать до рассвета.

– Почему?

– Восхождение займет слишком много времени. Если начать на рассвете или позже, ты будешь недалеко от вершины, когда стемнеет. Одна ошибка на такой высоте – и разобьешься. Я научу тебя чувствовать каждый камушек под ногой, не видя его, но все равно к вершине нужно подняться при свете.

Клэр посмотрела на утес, громоздившийся над поселком. Над вершиной струился туман и кружили хищные птицы.

Эйнар сдержал обещание и научил ее чувствовать каждый камешек под ногами. Теперь Клэр могла нащупать и при необходимости поднять даже самую мелкую гальку. Она могла зажать веточку между третьим и четвертым пальцами левой ноги или аккуратно прощупать острый край плоского камня правым большим пальцем.

– Я и не знала, что пальцы ног могут быть такими же чувствительными, как пальцы рук, – сказала она как-то Эйнару. Он кивнул и отвернулся. Клэр хотела спросить, в чем дело, но поняла сама: ее новообретенные сила и ловкость были тем, что Хромой Эйнар навсегда потерял.

Дело снова шло к зиме. Брина родила двух рыжих мальчишек-близнецов, и Бетану с Иленой попросили поиграть дома у Элис, чтобы мать могла немного отдохнуть с новыми младенцами в тишине. Маленькая Илена, сидя на корточках, складывала из веточек силуэт птички на полу и говорила, что это жена для Желтка. Бетана помогала Элис сортировать и упаковывать на хранение сушеные травы. Клэр наблюдала за этим и понимала, что Элис начала учить девочку так же, как когда-то и ее саму. Поселку нужен был кто-то, кто займет место Элис. Ее надежды на Клэр не оправдались.

В проеме двери теперь висела перекладина, которую Эйнар смастерил из очищенной от коры крепкой ветки. Клэр нужно было подтягиваться на руках так, чтобы задержаться с подбородком на уроне перекладины, досчитать до десяти и медленно опуститься. Это упражнение по-прежнему было болезненным, а значит, следовало продолжать. Боль означала, что мышцы еще не готовы к главному испытанию. И Клэр уже знала: когда боль пройдет, Эйнар велит надеть мешок с камнями на спину и продолжить. Время от времени такая требовательность ее раздражала, но потом, когда, в очередной раз справившись со сложным упражнением, она ловила на себе его восхищенный взгляд, сердце Клэр сжималось: в этом взгляде была и гордость за ее успехи, и неподдельная забота, и печаль о предстоящем расставании.

В середине лета Большой Андраш женился на Марине – миловидной и улыбчивой девушке. Клэр не чувствовала грусти: ей нравилось дружить с Андрашем, пока он не отстранился, но она никогда не хотела стать его женой. Теперь он выглядел счастливым. Грусть Клэр испытывала, когда думала про Эйнара, оставшегося, по своему обыкновению, дома и не пришедшего на свадьбу. Когда, глядя на смеющихся под шатром молодоженов, понимала, что эта часть жизни и ее, и Хромого Эйнара обошла стороной.

– Долго еще? – спросила она Эйнара, продемонстрировав, как уверенно держится на перекладине даже с мешком, доверху набитым камнями.

Вместо ответа он сказал:

– Теперь давай на одной руке.

Это ей давалось гораздо труднее. Но Эйнар хотел, чтобы руки Клэр стали одинаково сильными, как ее ноги. На любой ноге она могла запрыгнуть на скользкий камень, поросший сырым мхом, и застыть там, поджав вторую ногу, как цапля. После дождя она скользила на одной ноге по крутой грязной тропе и в любой момент могла остановиться, затормозив пяткой или пальцами. Она могла поднять камушек ногой и перемещать его между пальцами.

– Зачем столько времени заниматься этой ерундой? – рассердилась Клэр.

– Сама поймешь.

Ей не терпелось в дорогу. Она слишком долго ждала. Но Клэр привыкла полностью доверять Эйнару, так что ей ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и продолжать делать упражнения, пока Эйнар не скажет, что она готова.

Как-то зимой, в особенно холодную ночь, Клэр спала вместе с Элис для тепла.

За окном завывал ветер, и старуха принялась дрожать во сне от холода. Тогда Клэр обняла ее, чтобы согреть теплом своего тела.

– Ты моя хорошая, – пробормотала Элис, проснувшись. – Мама, наверное, жутко по тебе скучает.

Клэр замерла. Почему-то до той ночи она ни разу не задумывалась, что у нее тоже где-то есть мать. И отец… Да, определенно у нее были родители. Она смогла вспомнить их лица и даже голоса.

– Не думаю, что она скучает, – произнесла Клэр. – Сомневаюсь, что она вообще меня любила.

Элис повернулась на кровати, и при тусклом свете углей в очаге Клэр увидела ее удивленные глаза.

– Что ты такое говоришь, детка? Все матери любят своих детей.

– Так, вероятно, должно быть, но… там, откуда я, матери пили таблетки. Это как снадобье, которое было обязательно принимать каждое утро.

– И что это за снадобье, из-за которого мать не любит собственное дитя? – горячилась Элис.

– Считалось, что это на благо и матери, и ребенку.

– Но ты же не веришь, что это благо?! – спросила Элис. – Ты же любишь своего мальчика и поэтому собираешься нас покинуть?

– Да, Элис, – Клэр прикрыла глаза и крепче обняла старуху. – Я очень люблю своего мальчика. Если бы не он, я бы тебя не оставила.

В конце весны у Большого Андраша родился крепкий сын. На верхнем лугу скакали пушистые ягнята, радуясь хорошей погоде. Среди первых полевых цветов порхали сиреневые бабочки с узорчатыми крыльями. У каждого из близнецов Брины, когда они улыбались, было заметно по два зуба. Рыбаки разворачивали отремонтированные за зиму сети, а жены с приходом теплых дней принимались латать свитера.

С берега на холм вместе с ветром приносило легкий запах мидий и водорослей. Тот же ветер трепал длинные волосы Клэр, пока она рвала и складывала в корзину крапиву. Жесткие стебли и листья в форме сердца были покрыты жгучими ворсинками, но Элис связала для девушки специальные грубые перчатки. Крапива была нужна для болеутоляющего: Деда Бенедикта замучила подагра.

– Не трогай, – предупредила Клэр Бетану, увязавшуюся за ней, чтобы помочь. – Она жжется. Лучше надери вон там коры с бузины, твоей маме пригодится для младших.