Сэмюэль Дилэни - Дальгрен [litres]

Шкет повернулся, всмотрелся.

– Сожгли сегодня все подчистую.

– А что… то есть как?..

Джордж потянул его за собой. Впереди асфальт просел под лужей, точно пробоина в крыше преисподней.

– Типа, ниггеры весь Джексон запалили – похоже, да? – Они зашагали. – Воды теперь нет, труба-то лопнула. Ебёнть.

Босая нога шлепнулась в теплую лужицу; та задрожала сусалью.

– Страшно тебе? – Пальцы у Джорджа были твердые, горячие и крепкие. – Ничего тебе не сделается. Смотри, как горит, – пиздец как горит, красота, да? Как по Солнцу гулять. – Он покосился на Шкета; локоть сгибался и разгибался на каждом шаге. – Луна свет берет от Солнца. – Он улыбнулся крупными желтыми зубами на деснах, испятнанных розовым и серым, как у собаки. – Берет свет от Солнца и светит всю ночь. – Веки растянуло прищуром поверх глазных яблок, желтоватых и в кровавой паутинке. – Горит и горит, никогда не гаснет. А внизу народ носится себе по городу солнца, – во всяком случае, так расслышал Шкет. – Тут никого нету. – Джордж повертел головой. – Ниггеры теперь все с голоду подохнут. Ёпта. Все подохнут с голоду.

Губам было горячо. Шкет сжал губы, сжал зубы, потом снова губы, потому что они разжались.

– Тут одна черная старуха… – сказал Шкет. Они миновали дымящую (или парящую?) канализационную решетку. – Залезла в школу, хотела украсть еды. Сказала, больше нет еды в…

Уличная вывеска гласила:

КАМБЕРЛЕНД-ПАРК

Они свернули. На другой половине угловой вывески значилось:

ДЖЕКСОН-АВЕНЮ

Джордж веско кивнул.

В двадцати ярдах впереди на тротуар рухнула тонна огня.

– Что… – начал Шкет. – Что ты тут делаешь? – а сам вновь выстраивал порядок дальнейших действий: Б-г говорил…

– Там могут… – Лицо у Джорджа пошло морщинами – тщилось уловить причину. – Кароч, там внутри могут быть люди. Надо им пособить.

– А, – сказал Шкет с мыслью: он спятил, хотя (припоздавшая мысль) чья бы корова мычала, а моя проглотила бы язык к чертям собачьим.

Они шли сквозь солнце.

Джордж все смеялся.

– Что?.. – спросил Шкет, на ответ не надеясь.

Джордж сказал:

– Не боишься?

– Я думаю, – сказал Шкет, – если сейчас кто выпрыгнет и скажет «гав!», я обосрусь.

– Под ноги смотри! – Джордж отпихнул Шкета, но тот не понял, от какого обломка его спасли.

Вполне возможно, я доживу до старости, проживу процесс, который зовется умиранием, а после этого жить больше не буду, и не важно, какие откровения выпадут или не выпадут мне здесь, подумал Шкет и похолодел. Артишоки. Он запрокинул голову; пламя распиливало ночь напополам.

– Как думаешь, живыми-то выберемся? – Джордж все ухмылялся.

Вот этот миг в жизни вот этого человека – а при чем тут Джун? Огонь и ее волосы – золото разных сортов. Но она сжимает кольцо!.. Глаза у Шкета округлились.

– Вон!.. – Он ткнул пальцем. – Там не горит! Пройдем…

– Парень, внутри, может, люди сгорают заживо!

– Думаешь, там есть люди?

– Ну, не проверим – не узнаем.

– Ладно, – сказал Шкет, потому что больше делать было нечего.

Поперек водостока валялась обугленная балка шесть на шесть. Шкет ее перешагнул.

Под ней на брусчатке – лужи, расплавленные и живые.

Вода, подумал Шкет, проходя между двумя, – это расплавленный лед. Вот до чего было жарко.

– Эй, Джордж! Джордж?.. Там что-то наверху – слышишь?

– Где?

[Мы не знаем, кто напечатал этот манускрипт, все ли релевантные записи в него включены и каковы, собственно говоря, критерии релевантности. Предшествующая публикация «Медных орхидей», вероятно, побудила к решению не включать сюда их многочисленные черновики. (О судьбе второго сборника мы можем лишь догадываться.) Довольно щедро заменяя слова, помечая пропуски и исправления, расшифровщик не дает нам оснований доверять его скрупулезности: во всей расшифровке мы не находим формального ключа. ]

ей в плечо и выдрал /его/.

Леди Дракон выдохнула весь воздух из легких – но вышел все-таки не крик. Кошмар задом протанцевал по кухне, вертя орхидеей, (подергиваясь); как будто/я думаюя думаю, он сам не как не мог понять, что натворил. Леди Дракон рванулась к нему, рубя ему лицо и пинаясь. ( Я все думалА в мыслях: владение этим оружием – искусство, и я его не постигаю даже в первом приближении.)

Он отбился, отскочил – подбородок и шея в крови.

Она снова на него бросилась. Казалось, она пытаетсясейчас вот-вот/будет/ проткнут/а/.

Ее белые джинсы окровавились до колена. Кровь в основном его.

Саламандр, как будтозаторможенно, сказал:

– Эй… – я никогда не слышал у него такого голоса: перепугался он до смерти.

Ворон, Шиллинг и Б-г ринулись в дверь [и] друг/друг [к] другу, заглядывая друг кдругу через плечо. (А в мыслях: я разнимал Долларовы стычки, но тут скорее палец себе отчекрыжу, чем вмешаюсь.)

Кошмар замолотил руками, отступая за сетчатую дверь, яяи предплечьем издавтрес кнул по косяку.

Все высыпали следом за ними – кто-то задел раковину и что-то уронил. Я услышал, как упал и под чьими-то сапогами порвался мусорный мешок. Двое мелких пацанов (Вудард и Стиви) держались за руки и пихались плечами, самая младшая (семь?) и умная девочкаРоза тоже прибежала смотреть. Вышла в дверь вместе со мной.

Баловался во дворе с Кошмаром, Вороном, Накалкой и Флинтом, споткнулся и ободрал икру о ступеньку. Потом Ланья пришла на антресоли и увидела.

– Эй, – сказала она. – Помазал бы чем-нибудь. Не дури, это не шутки. Вон расчесал почти до крови. Ты что, заражение хочешь заработать?

[Леди] Дракон помах ивала кулаком с ножами, будто вместо руки у нее хлыст. (С локтя потекло. Кошмар крутанулся; о нижнюю ступеньку застучал гравий. На землю брызнули капли.

Небо светилось тусклым цинком.

Я посмотрел в проулок – а в мыслях: не видно дажеконца, и тут из мглы выскочил Тринадцать. Остановился футах в двадцати – позади внего врезалисьКумара и Сеньора Испанья.

Леди Дракон пошатнулась, покачнулась – я подумал, споткнулась.

Но она резко тряхнула головой, тихо-тихо вскрикнула, развернулась; и бежала вдольпо улице.

Кумара врезалась в Тринадцать. Сеньора Испанья шагнула назад.

Кошмар стоял, сопя, расставив руки, пытаясь отдышаться.

Среди его цепей блеснула оптическая. Мне сначала почудилось, что она растет… Она порвалась, скользнула ему по животу и звякнула,свернулась, звякнув / лужицей между его ступней/ у его сапога/ под отодравшейся подошвой сапога. Не заметив, Кошмар качнулся прочь. Цепь наполовину сползла на бордюр.

Тринадцать поймал его за локоть:

– Ты цел?.. – и заковылял вместе с ним.

Позади меня скрипнула дверь; двое вернулись в дом.

– Пойдем-ка со мной, – говорил Тринадцать, – давай-давай, пошли.