Патрик Несс - Поступь хаоса [litres]

– Ага, – сказал я. – И мир станет другим.

– Опять.

– Да, опять.

Еще несколько шагов.

– У тебя появилась надежда? – У нее в голосе было живое любопытство.

Я пошуровал в Шуме.

– Нет, – сказал. – А у тебя?

Она подняла брови, но покачала головой:

– Нет. Нет.

– Но мы все равно идем.

– Ух, да. Хоть пекло, хоть потоп.

– Может, и то и то.

Солнце совсем село, луны совсем встали – серпики уже поменьше, чем вчера. Небо чистое, звезды на месте, мир тих… только река неуклонно делается громче.

Полночь.

Пятнадцать дней.

Пятнадцать дней до…

До чего?

Мы бежали сквозь ночь, небо медленно проворачивалось назад. Разговоры приутихли – ужин провалился куда надо, и усталость снова брала свое.

Где-то перед зарей на дороге попались две перевернутые телеги – всюду зерно и несколько пустых корзин валяется.

– Они даже подбирать не стали, чтобы не тратить время, – сказала Виола. – Половину на земле оставили.

– Чем не место для завтрака.

Я взял корзину, перетащил туда, где дорога практически нависала над рекой, и сел.

Виола взяла вторую и уселсь рядом. В небе взблескивали полосы света – солнце раздумывало, не пора ли уже на работу. Дорога казала прямо на восход, и река вместе с ней – так и бежали в зарю. Я вынул припасы, которые прихватил из лавки, што-то дал Виоле, што-то принялся есть сам. Потом мы попили из фляг.

Книга. Оставшаяся одежда. Еще – бинок.

Все-таки книга.

Я слышал ее молчание рядом, чувствовал, как оно тянет меня, как отзывается пустота в груди, в животе, в голове. Помнил, как было больно, когда она оказывалась слишком близко, как это было похоже на горе, на утрату, словно я падаю, падаю в ништо… будто оно клещами берет за сердце, и хочется плакать, по-настоящему плакать хочется…

…но сейчас не так.

Не настолько.

Я посмотрел на нее.

Она все равно знает, што у меня в Шуме творится. Я тут один такой, а она день ото дня все лучше его читает, как бы там река ни надрывалась под боком.

Но она просто сидела рядом, ела, ждала, што я сам скажу.

Ждала, пока попрошу.

Потому што именно об этом я и думал.

Когда взойдет солнце, настанет день, в который мы доберемся до Убежища… окажемся там, где много людей – больше, чем я за всю свою жизнь видел вместе; где Шума будет выше крыши, где ты ни в какую не останешься один, если только они там лекарство не нашли… а в этом случае я буду один с Шумом, што даже еще хуже.

Убежище… Мы станем частью города.

Уже не будет Тодда и Виолы рядышком на берегу реки, на рассвете, за завтраком, – единственных двух людей на целом лике планеты.

Кругом будут все , сразу. Последний шанс, наверное.

Штобы заговорить, мне пришлось перестать на нее смотреть.

– Помнишь, как ты эту штуку делала, с голосами?

– Ага, – спокойно ответила она.

Я вынул книгу из пакета.

– А ты смогла бы сделать прентисстаунский голос?

– «Мой самый дорогой на свете Тодд, – читала Виола, старательно копируя то, как говорил Бен (с ума сойти, как здорово копировала, надо сказать), – мой милый сын… »

Голос моей ма. Это она говорит.

Я обхватил себя руками и уставился на рассыпанную по земле пшеницу.

«Я начинаю этот дневник в день твоего рождения. В тот день, когда я впервые держу тебя на руках, а не в животе. Снаружи ты пинаешься точно так же, как внутри! И ты – самое прекрасное, что только есть и было на всем белом свете. Ты – самое прекрасное создание в Новом свете, а уж в Новой Елизавете тебе точно нет равных, это как пить дать».

Мое лицо начало угрожающе краснеть, но солнце все равно стояло еще не слишком высоко, и этого никто не увидел.

«Жаль, что твоего отца сейчас здесь нет, но Новый свет и Господь Бог, что видит нас, пожелали забрать его пять месяцев назад после болезни, так что нам с тобой придется подождать, пока мы снова встретимся с ним в жизни грядущей .

Ты очень похож на него. Ну, то есть младенцы вообще-то не сильно на кого-то похожи, кроме младенцев, но можешь мне поверить: ты очень на него похож. Ты вырастешь высоким, Тодд, потому что твой па был высокий. И ты будешь сильный, потому что он был силен. И еще ты будешь красивый, ох, какой же красивый ты будешь! Леди Нового света даже не догадываются, что их ждет!»

Виола перевернула страницу. Я упорно на нее не глядел. Чувствовал, што и она на меня тоже не смотрит, и нет, я не хотел увидеть у нее на лице улыбку. Сейчас – нет.

Потому што у нас тут творились странные вещи.

Ее слова были не ее слова. Они выходили у нее изо рта и звучали как ложь, но при этом созидали новую правду, творили новый мир, в котором моя ма говорила прямо со мной. Виола говорила не своим голосом, и мир, по крайней мере прямо сейчас, на какое-то время был мой. Он был весь мой, сделанный специально для меня.

«Сейчас я расскажу тебе про место, куда ты пришел, сынок. Оно называется Новый свет. Это целая планета, состоящая целиком из надежды…»

Виола умолкла, всего на секунду, потом продолжала.

«Мы приземлились здесь почти ровно десять лет назад. Мы искали новой жизни, чистой, простой, честной, доброй, ни в чем не похожей на Старый свет, чтобы люди могли жить здесь в безопасности и мире с Богом и его заповедями, в любви к ближнему своему .

Но и борьба тоже была. Я не начну это послание к тебе со лжи, сын мой. Нам пришлося нелегко…

Ох, ты только послушай, пишу сыну, и на тебе – «пришлося». Такова она, поселенческая жизнь, – на всякие изящества времени нет; так легко скатиться на уровень тех, кто радостно отбросил все манеры. Хотя в «пришлося» ведь нет особого вреда, ведь правда? Ну, вот и ладно. На том и порешили. Мой первый выбор как матери. Можешь говорить «пришлося», если захочешь, Тодд. Клянусь, что не стану тебя поправлять».

Виола поджала губы на секунду, но я никак это не прокомментировал, и она продолжала читать.

«В общем, в Новом свете и в Новой Елизавете были и свои трудности. И болезни тоже были. На этой планете есть нечто под названием Шум, и наши мужчины сражаются с ним с самой высадки, однако странно то, что ты и другие мальчики в поселении уже не будете знать разницы. Трудновато мне будет объяснить, какова была жизнь до того и почему она так трудна сейчас, но мы справляемся как можем .

Человек по имени Дэвид Прентисс, у которого есть сынок всего чуточку старше тебя, Тодд, – он один из лучших наших организаторов (если меня не подводит память, на корабле он был одним из комендантов)…»

Здесь Виола снова запнулась. Я подождал, пока она што-нибудь скажет, но она не стала.

«Он убедил Джессику Элизабет, нашего мэра, основать это поселение на другой стороне огромного болота, чтобы Шум остального Нового света нас не достиг, если мы только сами этого не захотим. В Новой Елизавете все равно ужасно Шумно, но это хотя бы все знакомые люди, сынок, люди, которым мы доверяем. Ну, по большей части .