Татьяна Калугина - Группа [litres]

– Бедная, натерпелась, – приговаривала она.

Доктор Ларри завел двигатель, и они взлетели.

– Что все-таки произошло? – спросила Андреа, когда под ними замелькали верхушки берез и елей. – Что случилось с Модестом? Почему моя кошка оказалась в его машине? Как…

– Андреа, Андреа, Андреа, – нараспев произнес доктор Ларри и покачал головой. – Ответ на любой из этих вопросов мог бы пролить свет на величайшую загадку мирозданья. Мог бы стать ключом от всех дверей. Мы сейчас как раз занимаемся тем, что ищем способ на них ответить. Хотя бы на один из них. Этого было бы вполне достаточно.

– Я поняла, – осенило вдруг Андреа. – Это все тот квест, о котором вы говорили! Ну, сегодня во время обеда, помните? Я вот только ума не приложу, как вы это все устроили, а главное – для чего? Но я не возражаю, надо так надо! Мне даже интересно… Ой, а Модест, наверное, просто притворился, что ему плохо? Но как натурально-то, а! Я поверила… Хорошо вы его загримировали… И еще, эти, как их… ды-дыщ в сердце! – Андреа небольно ткнула в Жужу указательным пальцем, изображая разряд дефибриллятора. – Ну вы даете, ребята!

Доктор Ларри слушал ее трескотню с улыбкой Сфинскса и знай себе вел машину. Точнее, пилотировал аэрокар. Да, конечно: все происходящее с ними и вокруг них казалось невероятным, немыслимым, фантастическим! Это именно то, чего он ждал всю жизнь. С чем мечтал «работать» и все такое… Но – нет: больше он не будет биться в экстазе при получении каждого нового знака и доказательства того, что здесь происходит чудо . Что мир изменится после этих событий. Что он, Ларри Луцкер, напрямую к этому причастен и находится в самом эпицентре чудесного .

Сегодня он чуть не свалился с лестницы, когда бежал рассказывать доктору Голеву об увиденном в новостях. Нес ему, как птичка в клювике, еще один паззлик чуда. Хорош бы он был, если бы сломал себе шею! О да, он очень даже неплохо вписался бы в эту историю с лежащими там и сям по всей территории особняка бесчувственными телами; может быть, он даже стал бы самым бесчувственным из них – необратимо, невозвратно бесчувственным, – но тогда он лишился бы возможности узнать, чем все кончится, к чему все это приведет. А ему очень нужно было узнать. Просто необходимо.

Одним словом, доктор Ларри решил изменить внутреннюю стратегию восприятия всего того, что с ним сейчас происходит, и настроился воспринимать чудеса как должное. Ну чудо и чудо, и хорошо. Сейчас мы работаем с чудом, поэтому не удивительно, что его вокруг нас так много. Расслабьтесь, коллеги. Не надо делать безумных глаз.

Поэтому, увидев на лесной полянке Андреа с черной кошкой на руках, доктор Ларри не замер, как вкопанный, не стал истерически хохотать и рвать на себе волосы, – вместо этого он опустился перед Модестом на одно колено и начал прощупывать у него пульс. Сван между тем извлекал из трансфер-мобиля все необходимое. А там и Ирвин со своим чемоданчиком подоспел…

Теперь Модесту ничего не грозило. Раз уж за него взялся Ирв – он будет жить.

Альба с удивлением взглянула на карандаш, зажатый в ее руке. На рисунок, который она только что закончила рисовать: ящерка, распластанная на широком миндалевидном листе какого-то растения. Потом подняла глаза на Глеба. Встретив ее взгляд, Глеб изменился в лице и медленно встал со стула.

В эту же минуту очнулись Фадей и Лисса. Приблизив лицо к лицу любимого, Лисса потерлась кончиком носа о его нос.

– Ну что? – спросила она. – Был в Потоке?

Фадей молчал, потрясенно припоминая. Наконец он сказал:

– Где-то я был.

– И где же? – продолжая посмеиваться и ласкаться, допытывалась Лисса.

– Представляешь… кажется, я был тобой. Лисенком, – сказал Фадей и посмотрел на нее так, словно впервые увидел.

– О-о-о!.. А я ведь тебе говорила, что я и есть твой Поток!

Их приоткрытые губы наконец дорвались друг до друга и жадно соединились.

Лисса умудрялась хихикать, даже целуясь.

– И что, понравилось тебе быть мной, Лисенком? – спросила она через минуту.

– Безумно!

И они снова начали целоваться, но на этот раз поцелуй длился недолго: Фадей вдруг вспомнил о чем-то важном и отстранился от Лиссы.

– Там были еще, другие… Кажется, один из них умирает.

– Там умирает?

– Нет. Там он младенец. А умирает он здесь. То есть, она. Кажется, это она…

– Помнишь о ней что-нибудь? Какие-нибудь подробности? Имя?

Фадей принялся лихорадочно рыться в памяти, надеясь нащупать хоть что-то. Но «что-то», верткое, зигзагообразное, похожее на звучный двусложный клич, улизнуло у него из-под носа и юркнуло в какую-то потаенную расщелину памяти – словно ящерка между камней.

– Да… – произнес Фадей. Но это был лишь отзвук, отброшенный хвостик имени.

Примерно в это же время Нина взяла пульт и затемнила окно в комнате Мити, ставшей теперь палатой Арсения. Руки у нее немного дрожали – сказался перенесенный стресс. Впервые за всю свою практику она столкнулась с тем, что этинурол оказался совершенно бессилен перед приступом эпилепсии, а после введения повторной дозы конвульсии даже усилились, и обычный для Сенечки короткий припадок перешел в устойчивый эпистатус.

Неизвестно, как все это скажется на его здоровье. Сейчас он находился вне опасности и крепко спал. Возможно, когда проснется, им с Ниной придется все начинать с нуля.

Ульяна стояла на берегу, на самом высоком месте, которое ей наконец удалось найти, кусала ногти и в смятении наблюдала за происходящим. Она видела, как кит дернулся, словно от удара электричеством, замерцал и исчез, и как трое его пассажиров, оказавшись в воде, тоже превратились в серебристые мерцающие контуры и очень быстро исчезли. О том, что был еще один пассажир, четвертый, Ульяна догадалась не сразу. Только когда заметила, что на волнах в месте исчезновения кита покачивается что-то продолговатое, похожее на лодку, только очень маленькую – размером с пальмовый лист. И, кажется, в этой игрушечной лодке кто-то лежал. Или что-то лежало.

Ульяна встала на цыпочки и изо всех сил вытянула шею, но так и не смогла ничего разглядеть. Тогда она спрыгнула с травянистого взгорка, на который перед этим забралась для лучшего обзора океанских окрестностей, и куда-то убежала с пляжа, просочившись сквозь густые заросли олеандра.

Очень скоро она вернулась, держа в руке крупный лимонно-желтый цветок с лиловыми крапинами. Подбежав к самой кромке воды, Ульяна шепнула ему: «Лети!» – и подкинула в воздух. Цветок суматошно замахал лепестками, с трудом удерживая себя в воздухе. Но очень быстро он обрел уверенность и выровнял свой полет.

– Туда! – крикнула ему Ульяна, указывая в сторону качающегося на волнах неопознанного предмета.