Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

У выхода напарница быстро проговорила:

– Когда выйдем наружу, делай что хочешь, но как только трону за плечо, следуй за мной. Позади тебя будет Дверь.

Она снова достала серый предмет из сумки, и возле меня возникло серебряное кружение. Я не смотрел в ту сторону.

Я вышел на пустой тротуар и окунулся в крик, исторгаемый множеством глоток. Горячий солнечный свет ударил в лицо. Мы были единственными на пространстве в десяток ярдов, оцепленном полицейскими, за которыми ревела толпа. Все смотрели вверх, за исключением мужчины в грязной рубашке – с опущенной головой он шел сквозь толпу в сопровождении двоих полицейских.

Вам знаком этот звук, когда мясник шлепает кусок говядины на разделочную доску? Его-то я и услышал сейчас, только был он гораздо громче. Я моргнул – передо мной в центре пустого пространства лежал на спине человек, и на серый тротуар брызгала струйка крови.

Я бросился вперед и упал на колени рядом с телом, смутно ощущая, что с другой стороны то же самое проделал мужчина, которого вели полицейские. Я посмотрел в лицо человеку, прыгнувшему навстречу смерти.

Лицо не пострадало, хотя и находилось ближе к земле, чем если бы затылок не был размозжен. Оно по самые глаза было покрыто недельной щетиной, и только высокий лоб был свободен от волос. Измученное лицо пьяницы, наконец-то обретшего покой. Мне было знакомо это лицо… в сущности, я знал его всегда. То самое лицо, которое напарница не позволяла мне видеть, – лицо человека, обреченного мною на смерть. Мое собственное.

Я все же позволил себе дотронуться до щетины, покрывавшей мое лицо. «Ну что ж, – подумал я, – ты доставил толпе волнующие полчаса».

Подняв глаза, я увидел человека в грязной рубашке по другую сторону трупа. У него было то же заросшее щетиной лицо, что и у покойника. То же, что и у меня.

А на лбу – черная несмываемая «З».

Он уставился на мой лоб с изумлением, сменившимся ужасом, который – я знал это – запечатлелся и на моем лице. Я почувствовал прикосновение к плечу.

Напарница недавно сказала, что никто не знает, на «правильной» ли стороне он родился (или возродился). Обернувшись, я увидел мерцающую серебром Дверь в рост человека и исчезающую в проеме руку. И когда я шагнул через порог, сквозь занавес из бархатной мглы и звезд, я повторял эти слова, потому что знал, что буду сражаться на обеих сторонах вечно.

– Пап, – спросил я, – почему взрываются планеты?

Папаня на миг закрыл оба думательных глаза, помолчал и ответил:

– Если честно, сынок, я не в курсе. Давай слетаем и выясним.

Да, наш папаня такой – вдумчивый, но в меру, без претензий, и ни одного лишнего движения. А еще он у нас силач – запросто придушит две с половиной антаресские многоплеченожки и при этом шестым и седьмым щупальцами будет листать последнюю новеллу к Космическому своду законов.

Сеструха и мелкий решили было, что он пошутил, но я-то лучше знаю папаню: для него любое законное желание ребенка расширить свой кругозор – дело абсолютно серьезное. Правда, в этот раз желание законным не было, но для него это так и осталось тайной. Только мамане не рассказывайте.

– Ну-ка, посмотрим, – сказал папа. – Мне тут отпуск светит… Галактический Центр не очень-то щедр, но за каждый рабочий день мельница богов роняет нам пылинку золотой муки. Я свяжусь с Врупом и выясню, какие планеты уже созрели. Наш старый носок полон динеро, хватит даже на путешествие в одно из Магеллановых Облаков или в Андромеду. Конечно, если там отыщется сочный бутон, готовый превратиться в цветок…

Маманя тоже поняла, что он не шутит. Она слегка окрасилась в пурпур и ударилась в интроспекцию. Папа притворился, будто не заметил. Однажды наедине он мне сказал, что игнорирование – лучший способ успокаивать маму. Женщинам, объяснил он, необходимо получить сполна свою долю переживаний. И правда, мамане только на пользу идет периодическая смена телесного цвета.

Через два оборота папаня выскочил из кабинета, размахивая билетами.

– Вруп дал добро, – сообщил он, – и позволил помочь ему с поиском бутонов. Нашелся один роскошный, причем в нашей Галактике, ближе к ее краю. Маме не придется паковать для нас межгалактическое белье. – И ухмыльнулся нам, детям. – Я связался со школой, учителя согласились продлить вам каникулы, но дочке задание: подтянуть младшего по истории Галактического средневековья, а самой доткать гобелен Звездных племен. Ну а тебе, мой юный гептопус, – и уставился на меня всеми пятью глазами, – предстоит собственными силами освоить курс тензорного исчисления.

Вот такой он, наш папаня: щупальце тяжелое, прикосновение легкое. Вдобавок скромняга, по виду ни за что не скажешь, что он важная шишка. Не горазд чваниться, но к нему прислушиваются очень важные персоны, такие как Вруп.

Новость о домашнем задании на каникулы не довела меня до пурпурного каления, но и восторг я изображать не стал. Тому, у кого семь щупальцев, многомерная геометрия не страшна – ее можно учить на ощупь. Конечно, сеструха и мелкий подняли крик, но маманя живо их укоротила.

Мне иногда кажется, что папаня, учеба и Всекосмический Отец – это одно и то же. Билеты он приобрел на прыжок в окрестности звезды, которая согревала созревший мир. Там нас ждала встреча с директором турбазы.

– И что, этот директор будет распоряжаться нашей жизнью? – поинтересовалась сеструха. – Может, он тиран вроде древних гептархов?

– Пусть только попробует! – Папаня агрессивно утолстил щупальца.

– А как называется планета, куда мы летим? – осведомился мелкий.

– Пока это всего лишь номер на галактических картах, – ответил папаня. – А на сотне с лишним туземных жаргонов ее имя… – он захрюкал, подражая фонемам, которыми тамошние жители пользуются для общения, – Дас Вельт, Эль Мундо, Терра… Ах да, еще Земля.

– А чем мы будем там заниматься и успеем ли вернуться к плавательным фестивалям? – забеспокоился мелкий.

– Давай, если ты не сильно против, довольствоваться тем, что дает нам будущее, и проживать по одному дню зараз, – сурово осадил его папаня. – И надеяться, что нам не встретятся зеленые плетельщики.

Папаня больше ни слова не сказал о зеленых плетельщиках, а я не нашел никаких сведений о них в мыслекапсулах из его библиотеки.

Которые теперь поглощал с жадностью. Планеты Роя, Рассветные цивилизации, миры Обода, труд самого Врупа «Шествие сознания: этикет для галактических туристов» и тому подобное.

Зато я немало узнал о том, как планеты-бутоны сводят счеты с жизнью. Похоже, большинство рас находились в младенчестве, в военной фазе, когда открыли расщепление ядра и термоядерную реакцию. У одних дошло до экспериментов с подземными атомными взрывами, другие слишком глубоко хранили ядерные материалы, третьи вели междоусобную минную войну… А в таких случаях, если не соблюдать осторожность, запросто может сдетонировать планетарное ядро – и мир вспыхнет, как микросверхновая.