Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Я понял так: движущаяся зеленая звездочка должна обозначать самолет, а вторая, неподвижная, – район его недавней посадки. По какой-то причине то место на автостраде, возле старого завода, отображалось на экране. Почему – неизвестно. Мне вспомнилась фраза «место обозначено крестиком» из старых газетных репортажей об убийствах, но это было слишком неправдоподобно. В любом случае место нашего взлета было окрашено именно в этот цвет, а значит, кнопка с зеленым нимбом…

– Держись крепче, – сказал я Элис, невольно предупреждая при этом и Папашу.

Я сдавил сиденье коленями и нажал зеленую кнопку. Та поддалась.

Самолет развернулся в горизонтальной плоскости, но не настолько круто, чтобы сильно побеспокоить мой желудок, а затем снова выровнялся.

Мне было трудно определить длину разворота, но мы продолжали смотреть на зеленые точки, и примерно через минуту Элис заметила: «Они сближаются», а чуть позже я ответил: «Да, точно».

Я посмотрел на приборную панель. Зеленая кнопка – назовем ее кнопкой нефтеперегонного завода – была, разумеется, заблокирована. Кнопка Атла-Хай приподнялась и светилась фиолетовым. Все прочие оставались в верхнем положении и были заблокированы – я снова попробовал нажать каждую из них.

Все стало ясно как день – как день в старые добрые времена. Мы могли либо направиться в Атла-Хай, либо вернуться туда, откуда улетели. Третьего варианта не предусматривалось.

Смириться с этим было нелегко. Сначала ты думаешь, что самолет – это свобода, способ перенестись в любую точку мира по твоему выбору, в любое райское местечко, а оказывается, что ты ограничен еще сильней, чем если бы остался на земле… по крайней мере, так получилось с нами.

Но мы с Элис были реалистами. И понимали, что слезами горю не поможешь. Мы столкнулись с очередной проблемой «одного из двух» и должны были выбрать место назначения.

«Если мы вернемся, – думал я, – то сможем отправиться еще куда-нибудь, куда угодно, прихватив с собой найденное в самолете, особенно набор для выживания. С добычей, бо́льшая часть которой навсегда останется для нас загадкой, с сознанием того, что мы покидаем самолет, способный летать, и отказываемся от неведомого приключения. Кроме того, вернувшись, мы столкнемся еще кое с чем и будем жить с этим – по крайней мере, какое-то время, что не очень приятно после уютной кабины самолета. Это кое-что, по идее, вообще не должно меня беспокоить, но, черт побери, беспокоит».

Элис приняла решение за нас обоих, но при этом дала понять, что думает о том же, о чем и я.

– Не хочу больше чувствовать его запах, Рэй, – заявила она. – Я не собираюсь возвращаться в компанию мерзкого трупа. Что угодно, только не это.

И она снова нажала кнопку Атла-Хай, а когда самолет начал разворачиваться, посмотрела на меня так, словно хотела сказать, что я смогу изменить курс только через ее труп.

– Расслабься, – ответил я. – Я и сам хочу бросить кости еще раз.

– Знаешь, Элис, – задумчиво проговорил Папаша, – меня тоже доставал запах того аламосца. Я просто не мог его выносить. И не мог уйти, потому что лихорадка пригвоздила меня к месту, и мне оставалось одно – постепенно терять рассудок. Никакого Атла-Хай для меня, только страна безумия. Мой разум умер, но не моя память. К тому времени, когда ко мне вернулись силы, я стал совсем другим. Я знал о жизни не больше, чем новорожденный младенец, но понимал, что не смогу вернуться… вернуться к убийствам и всему прочему. Мой новый разум понимал это, хотя в остальном был девственно-чист. Все это было очень забавно.

– А потом, – оборвала его Элис с едким сарказмом, – ты повстречал странствующего проповедника или, может быть, доброго старого отшельника, живущего на горячей манне, и он показал тебе голубое небо!

– Почему бы и нет, Элис. Я же сказал тебе, что не обратился в веру. Вышло так, что я разыскал двух убийц, парней, которые были еще хуже меня, но хотели завязать, потому что убийства никуда их не привели. И они нашли, как я слышал, способ это сделать. Мы с ними долго говорили.

– И они открыли тебе великий секрет, как жить в Мертвых землях, никого не убивая, – язвительно продолжила Элис. – Перестань нести чепуху, Папаша. Это невозможно.

– Согласен, это трудно, – сказал Папаша. – Ты обязательно рехнешься или пройдешь через что-нибудь настолько же поганое, и, наверное, сойти с ума – самый легкий выход. Но это возможно, и спустя какое-то время убивать станет даже труднее.

Я решил прервать эту пустую болтовню. Теперь мы определенно направлялись в Атла-Хай, и у нас не было важных дел до самой точки назначения, если только один из нас не устроит мозговой штурм, чтобы разобраться в управлении самолетом. Пришло время заняться не столь очевидными проблемами, за которые я решил не браться в первую очередь.

– Почему ты в этом самолете, Папаша? – резко спросил я. – И что ты собираешься делать со мной и Элис? Я говорю не о бесплатном обеде.

Он усмехнулся. Зубы у него были белыми и ровными – протезы, ясное дело.

– Рэй, я только что объяснил Элис почему, – ответил Папаша. – Мне нравится разговаривать с убийцами, желательно с практикующими убийцами. Мне нужно… я должен это делать, чтобы держать себя в руках. Иначе я снова начну убивать, а это мне уже не по силам.

– Значит, ты получаешь удовольствие из вторых рук, старый извращенец, – вставила Элис, но я перебил ее:

– Хватит врать, Папаша. По крайней мере, о том, что ты перестал убивать. По моим понятиям, а так уж получилось, что это старые понятия, подручный так же виновен, как и тот, у кого был нож. Своим странным выкриком ты помог нам убить Пилота, и тебе это прекрасно известно.

– А с чего ты взял, что кричал я? – немного раздраженно возразил Папаша. – Я такого не говорил. Я только сказал «забудь». – Он немного помедлил, разглядывая меня, а затем продолжил: – Это не я кричал. На самом деле я бы не дал ему кричать, если бы мог.

– А кто же тогда?

Он вновь с сомнением посмотрел на меня и откинулся назад:

– Не скажу.

– Папаша, – еще резче проговорил я, – те, кто охотятся вместе, рассказывают друг другу все.

– О да, – с улыбкой подтвердил он. – В свое время я, помнится, многим это говорил. Сентиментальное, успокоительное чувство товарищества. Их я потом тоже убил, всех до единого.

– Может, и так, Папаша, – согласился я. – Но нас здесь двое против тебя одного.

– И то правда, – спокойно признал он, разглядывая нас обоих.

Я понимал, о чем он думает: Элис могла воспользоваться только плоскогубцами и в такой тесноте его ножи не уступили бы моему револьверу.

– Дай мне правую руку, Элис, – сказал я и, не спуская глаз с Папаши, дотянулся до ножа без ручки, что висел у нее на поясе, а затем принялся вывинчивать плоскогубцы из ее культи. – Может, ты и перестал убивать, Папаша. Откуда мне знать? То есть перестал убивать обычным для мертвоземельца способом. Но я не верю ни одному твоему слову о том, что ты разговариваешь с убийцами и так сохраняешь рассудок. Даже больше…