Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Конкуренты? Но он давно уже не участвовал в шахматных турнирах, лишь изредка играя партии по переписке. Он больше не давал концертов, а его статьи в астрономических журналах появлялись крайне редко и не вызывали бурных споров.

Женщины? В свое время он надеялся, что развод даст ему свободу для поиска новых любовных отношений, однако холостяцкий образ жизни оказался настолько удобным и привычным, что он так и не занялся этим. Возможно, в своем тщеславии он слишком опасался потерпеть фиаско… или добиться успеха.

В то же время он сознавал, что какое-то темное семя погребено в его памяти, но отказывался признавать это. Что-то связанное с шахматами? Нет…

Он действительно не сделал в своей жизни ничего особенного – ни хорошего, ни дурного. Почему его должны ненавидеть за то, что он ничего не сделал? Ненавидеть настолько, чтобы преследовать его изображение в зеркале? Он тщетно задавал себе эти вопросы, наблюдая за тем, как черный ферзь Кизерицкого неумолимо преследует белого короля Андерсена.

Следующей ночью он тщательно рассчитал время спуска по лестнице с помощью высокоточных часов, стоявших в купольном помещении… но точная механика показала себя менее надежной, чем устоявшиеся привычки, и в результате часы внизу пробили уже пять раз, когда он с замиранием сердца остановился напротив зеркал над лестничной площадкой. Позеленевшее от ужаса лицо было на месте – теперь в шестом отражении, как он и предполагал, не без фатализма, – и стройная черная фигура снова протягивала к нему руку. На этот раз Жиль заметил вуаль или же черный чулок на голове призрака, скрывавший черты лица, и слабое мерцание этой вуали отчасти напоминало бледный газовый фронт, который он недавно разглядел в туманности Конская Голова.

В эту ночь он полностью изменил привычный распорядок, не открывал крышку рояля и не расставлял шахматные фигуры. Вместо этого он пролежал целый час, закрыв глаза, чтобы они отдохнули, а остаток ночи и все утро изучал отражения отражений – в зеркалах над лестницей и еще в двух поменьше, которые установил у себя в комнате, наклонив на долю дюйма, чтобы добиться лучшего эффекта.

Под конец Жиль сделал ряд интересных открытий. Он и раньше замечал отражения отражений – особенно в зеркалах над лестничной площадкой – и удивлялся их причудливому виду, но никогда не размышлял о них систематически и, конечно, не проводил с ними экспериментов. Однако оказалось, что это хоть и небольшая, но весьма увлекательная область исследований – карманная оптика, своего рода наука в миниатюре.

Впрочем, определение «карманная» не очень подходило, поскольку для наблюдения за феноменами приходится помещать свой карман – и себя самого – между двумя зеркалами. Хотя, если подумать, можно сделать то же самое с помощью направленного вбок перископа, позволяющего наблюдать из точки между двумя зеркалами, не находясь в этой точке. Стоило попробовать.

Но если вернуться к началу, то, стоя между двумя зеркалами, вы видите сначала отражение своего лица, а за ним – отражение своего затылка в зеркале за спиной; далее следуют едва различимые по сравнению с ними вторые отражения лица – всего лишь очертания волос, щек и ушей – и затылка и так далее. По мере того как отраженные головы уменьшаются в размерах, вы различаете все больше подробностей в каждой из них, пока лицо не станет видно целиком, пусть даже оно будет мелким и довольно тусклым.

Это означает прежде всего, что восьмое отражение, которое Жиль увидел в первую ночь, на самом деле было пятнадцатым: он считал только отражения лица, но между каждыми двумя помещалось одно отражение затылка. О, как увлекателен этот зеркальный мир! Или, скорее, миры – ряд оболочек вокруг человека, подобных хрустальным сферам, на которых, согласно Птолемею, расположены звезды и планеты, причем этот ряд теоретически должен уходить в бесконечность и каждая оболочка будет видеть саму себя в следующей.

Жиля особенно заинтересовала закономерность, согласно которой головы уменьшаются в размерах. Он измерил расстояние между двумя зеркалами на лестнице – восемь футов, с точностью до дюйма, – и вычислил, что восьмое лицо отстояло от него на сто шестнадцать футов, словно глядело из чердачного окна дома на другой стороне улицы. Его так и подмывало отправиться на крышу и посмотреть на это окно в бинокль.

Но поскольку он видел самого себя, то восьмое отражение, соответственно, находилось от него на расстоянии двухсот тридцати двух футов. Значит, ему пришлось бы рассматривать гномов. Еще интереснее!

Он с удовольствием думал о том, что́ могли бы делать его отражения, если бы обладали способностью самостоятельно передвигаться в мирке своих зеркальных оболочек. Вместе со всеми трудолюбивыми двойниками из оболочек Жиль Нефандор вполне мог бы стать искуснейшим пианистом, авторитетнейшим астрономом и шахматным гроссмейстером самого высокого ранга. От этих пленительных мыслей воскресли его давно угасшие амбиции – разве Ласкер не выиграл в 1924 году Нью-Йоркский международный турнир в возрасте пятидесяти шести лет? – и он почти позабыл об опасности со стороны черной фигуры, появившейся в зеркале уже в третий раз.

Неохотно вернувшись в реальность, Жиль решил проверить, сколько отражений он сможет различить на практике, а не в теории. Выяснилось, что даже при хорошем освещении, после замены перегоревших лампочек в люстре, ему удавалось разглядеть только девятое или в лучшем случае десятое отражение своего лица. Остальные были крохотными пепельно-серыми пятнами на стекле.

На пути к этому заключению Жиль также обнаружил, что вести счет отражениям не так-то легко. То одно, то другое все время норовило потеряться, или же он сам сбивался. Куда проще оказалось подсчитать позолоченные зеркальные рамы, которые располагались плотно в ряд, словно золотые цифры… даже при условии, что, прежде чем добраться, скажем, до десятого отражения лица, ему приходилось пересчитывать девятнадцать отражений рам – десять в зеркале перед ним и еще девять – в зеркале за спиной.

Жиль невольно задавался вопросом: почему он так уверен, что в первую ночь неприятные изменения претерпело именно восьмое отражение, а в две последующие – седьмое и шестое? И решил, что это мгновенная догадка потрясенного сознания, которая вполне может оказаться ошибочной. Следующей ночью нужно понаблюдать внимательней… и к тому же отсчитать пятое отражение намного проще.

Кроме того, хотя он мог различить не больше десяти отражений своего лица, яркое пятно света – от карманного фонаря или даже пламени поднесенной к щеке свечи – составляло тринадцать, если не четырнадцать отражений. Эти крохотные огоньки казались звездами, наблюдаемыми в дешевый телескоп. Занятно.