Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Поэтому Жиль вежливо, но с крайней холодностью и бесконечным упорством отверг все ее притязания, которые под конец переросли почти в насмешки, так что пришлось выпроводить женщину за дверь.

А на следующий день он прочитал в газете о ее самоубийстве.

Вот почему он постарался забыть об этом событии – из-за острого чувства вины. Жиль вовсе не считал себя обладателем настолько роковой притягательности, чтобы женщина покончила с собой из-за его отказа, но, вероятно, он оказался последним шансом Нины Фасинеры и, не вполне осознавая, какова ставка в этой игре с судьбой, равнодушно сказал ей: «Вы проиграли».

Но он позабыл и что-то еще – что-то связанное с ее смертью, но помещенное разумом еще глубже. Жиль больше не сомневался в этом. Обеспокоенно оглядевшись, он прошел через лестничную площадку с низко опущенной люстрой и поспешно спустился, вспомнив вдруг, что вырвал эту заметку из дешевой газеты. Жиль потратил оставшуюся часть ночи на поиски заметки среди разбросанных в беспорядке бумаг. И нашел перед самым рассветом – побуревший листок с оборванными краями, спрятанный между страницами издания ноктюрнов Шопена, опубликованных посмертно.

Вчера ночью очаровательная Нина Фасинера, не далее чем три года назад игравшая на Бродвее, покончила с собой, повесившись в комнате, которую снимала на Вейвери-плейс в Эджмонте. Об этом стало известно из сообщения лейтенанта полиции Бена Давидова.

На ее туалетном столике лежал кошелек с восьмьюдесятью семью центами.

Актриса не оставила ни предсмертной записки, ни дневника, хотя полиция тщательно все обыскала. Вероятно, причиной самоубийства мисс Фасинеры стало отчаяние, как заявила домовладелица Эльвира Уинтерс, которая и обнаружила труп в три часа ночи.

«Она была чудесной квартиранткой, очень красивой, настоящей леди, – сказала миссис Уинтерс, – но в последнее время выглядела встревоженной и несчастной. Задолжала мне за пять месяцев, но я согласилась подождать. Кто мне теперь заплатит эти деньги?»

Перед тем как покончить с собой, тридцатидевятилетняя мисс Фасинера переоделась в черное вечернее платье с черными аксессуарами, в том числе вуалью и перчатками, опустила шторы и включила все светильники в комнате. Заметив свет через форточку, миссис Уинтерс решила открыть запасным ключом дверь в маленькую комнату с высоким потолком, в которой проживала актриса, после того как никто не отозвался на стук.

Войдя в комнату, она увидела труп мисс Фасинеры, висевший на короткой бельевой веревке, привязанной к люстре. Рядом лежал опрокинутый стул, на пластмассовом сиденье которого лейтенант Давидов обнаружил отпечаток, явно оставленный высоким каблуком одной из туфель актрисы. Доктор Леонард Белстрём определил, что она умерла за четыре часа до осмотра тела, произведенного в четыре часа утра.

«Она висела между высоким зеркалом дверцы шкафа и широким зеркалом туалетного столика, – рассказала миссис Уинтерс. – Могла бы дотянуться до стекла и ударить по нему, если бы способна была пошевелиться. Я видела ее отражения в обоих зеркалах, снова и снова, когда пыталась вытащить бедняжку из петли, пока не поняла, что тело совсем холодное. А еще этот яркий свет. Это было ужасно, но напоминало театр».

Закончив читать, Жиль Нефандор дважды кивнул и нахмурился. Затем достал карту города и пригородов, измерил расстояние по прямой между меблированными комнатами в Эджмонте и своим домом, перевел результат измерения в мили.

Получилось приблизительно одиннадцать с половиной миль.

Следом за этим он высчитал, сколько времени прошло после смерти Нины Фасинеры: десять лет и сто один день. Судя по рассказу миссис Уинтерс, расстояние между зеркалами в комнате погибшей равнялось примерно восьми футам – как и между зеркалами на лестнице в доме Жиля. Если Нина Фасинера в момент смерти проникла в Зеркальный мир и все это время приближалась к его дому с той же скоростью, что и в последние пять ночей, – два отражения, или шестнадцать футов за сутки, – то за десять лет и сто один день она прошла шестьдесят тысяч пятьдесят восемь футов.

Что равняется одиннадцати милям и тысяче девятистам семидесяти восьми футам.

Одиннадцать с половиной миль или около того.

Он задумался, почти лениво, о том, почему человек в Зеркальном мире проходит за сутки так мало. Это могло зависеть от расстояния между двумя зеркалами в начальной точке и двумя другими в конечной. Возможно, человек способен пройти одно отражение за ночь и еще одно – за день. Возможно, предположение Жиля об оболочках, подобных птолемеевым сферам, близко к истине и каждая оболочка имеет только одну дверь, которую необходимо отыскать, как находят правильный путь в лабиринте, но найти за сутки две нужные двери в хрустальном лабиринте – куда более сложная задача. В Зеркальном мире может быть множество соединяющихся измерений – короткие и длинные пути: если путешествовать между зеркалами, установленными на разных звездах, будешь перемещаться быстрее скорости света.

Жиль размышлял, опять почти лениво, почему именно он был выбран для этого посещения и почему из всех женщин именно у Нины Фасинеры хватило сил и желания упорно пробираться по стеклянному лабиринту целых десять лет. Он чувствовал не столько испуг, сколько восхищение – как одна встреча, длившаяся не больше часа, могла привести к таким последствиям? Может ли неумирающая любовь вырасти всего за один час? И может ли расцвести за это время неувядающая ненависть? Знала ли Нина Фасинера о Зеркальном мире, когда решила повеситься? Жиль вспомнил, как эта женщина, стремясь завоевать его внимание, сказала между делом, что она ведьма. И о двух зеркалах у него на лестнице, подходящих к ее зеркалам, она тоже знала… и видела их.

Следующей ночью, увидев черную фигуру в третьем отражении, он мгновенно различил под вуалью бледное, худое, прелестное лицо Нины и удивился тому, что не узнал ее четыре ночи назад. С некоторой обеспокоенностью взглянул на лодыжки в черных чулках – стройные, не распухшие, – а затем снова обратил внимание на лицо. Она смотрела на него сосредоточенно, но, возможно, с призрачной улыбкой.

Его собственное отражение было теперь почти полностью заслонено передними. Жиль не мог даже предположить, какое выражение имело там его лицо, да и не хотел этого делать. Он смотрел только на Нину Фасинеру. Не ощущавшееся столько лет одиночество внезапно потрясло его. Он вспомнил, как отчаянно желал, чтобы кто-нибудь его разыскивал. Внизу зазвенели часы, стремительно отмечая уходящее навсегда время. Теперь Жиль понимал, что любил Нину Фасинеру, любил с той их единственной встречи, длившейся всего час. Поэтому он и не покинул свой ветшающий дом, поэтому и готовил рассудок к Зеркальному миру с помощью шахматных клеток, поющих струн и звезд. С того единственного часа… Не считая вуали и другого цвета, ее наряд был точно таким же, как в те судьбоносные шестьдесят минут. Жиль подумал, что, если бы она сейчас шевельнулась, он услышал бы слабое шуршание платья даже через пять оставшихся зеркальных поверхностей. Если бы только ее улыбка стала чуть определеннее.