Фриц Лейбер - Корабль отплывает в полночь

Впереди прерывисто зарокотала одна из маленьких машин смерти – трубный зов, слышный лишь ему одному.

Рубиновый свет луны скользнул по искореженной земле. Он поднял оружие и прицелился. Это было приятно, словно тихий стон агонии. Но тут он сообразил, что выстрелил по внезапно появившейся тени и ее отбрасывал тот коренастый солдат, который недавно пошутил с ним и уполз вперед.

Лунный свет потемнел, словно кто-то задернул шторы. Сердце застучало сильнее, он скрипнул зубами и ухмыльнулся. В нем проснулась ярость, пока еще смутная. Он уловил запахи земли и чего-то химически-металлического: сильные, резкие, интригующие.

Затем он понял, что смотрит на белесое пятно, не поднимавшееся выше восьми дюймов над землей. Оно медленно приближалось в темноте, словно любопытная голова огромного призрачного червя, а затем превратилось в большеглазое, улыбчивое лицо, заросшее рыжей щетиной. Он машинально протянул руку и помог человеку подняться.

«Так это ты его сбил? Проклятый паук наверняка достал бы меня. Я не видел его, пока он не свалился мне на голову. Теперь я весь в мерзкой синей слизи».

Ну вот и конец. Он выбрал свою стаю и скоро сольется с толпой, а потом погибнет бессмысленно, как лемминг, когда придет его время. Или даже научится нянчиться с общими идеалами, словно с мертвой куклой, мечтая о хаосе. Никогда больше он не будет стремиться к тому темному, холодному озарению, которое придает жизни реальный, хотя и ужасный смысл. Он и прежде был маленьким, нелепым зверьком в орде леммингов, бегущей по Галактике, и дальше будет таким же.

Он увидел маленький черный предмет, летящий сквозь туман. А коренастый солдат не увидел. Оглушительный взрыв хлестнул по коже. Он поднял голову и увидел, что солдат все еще стоит рядом. Без головы. Тело бездумно качнулось вперед и упало, а он рассмеялся сквозь зубы короткими, шипящими толчками. Губы его растянулись так широко, что желваки задергались, причиняя боль.

Он смотрел на светловолосого солдата со злорадным презрением. Солдат окончил третьеразрядное ядерно-техническое училище и считал серьезной ошибкой свое назначение в пехоту. Однако был честолюбив и проявлял необычный интерес к войне.

Они стояли на гребне горного хребта, покрытого фиолетовыми и желтыми пятнами лиан. В долинах по обе стороны от хребта продвигалась вперед их армия. Тучи пыли и полосы раздавленных лиан тянулись, сколько хватало взгляда. С грохотом ползли огромные транспорты с солдатами, другие солдаты суетились вокруг, помогая машинам преодолевать различные препятствия, будто находились с ними в невообразимом симбиозе. Машины поменьше, с посыльными, сновали туда-сюда, словно кентавры – высшие существа. Какие-то аппараты пристально следили за всем этим сверху. Казалось, некое гигантское неповоротливое чудовище нащупывало себе дорогу, осторожно вытягивало щупальца или рога, подобно улитке, а затем озадаченно отдергивало их, столкнувшись с чем-либо неприятным или странным, но каждый раз собиралось с силами для новой попытки. Оно не текло, а скорее ползло, изгибаясь и вздыбливаясь. Или отступало. Словно армия ригелианских тараканов. Или земных бродячих муравьев, так похожих на крошечных марсиан – солдат с черными жвалами, фуражиров, разведчиков, мясников и носильщиков.

Те и в самом деле были муравьями – ни больше ни меньше. Он чувствовал себя всего лишь эпидермальной клеткой чудовища, что дерется с другим чудовищем, очень беспокоясь за свои внутренние органы, но совершенно не заботясь об эпидермисе. Было что-то успокоительно-абстрактное и безличное в мысли о том, что ты объединен со множеством других людей, но не общей целью, а скорее принадлежностью к одному чудовищу, такому огромному, что оно с легкостью может исполнить долг перед судьбой и необходимостью. Сообщество протоплазмы.

Светловолосый солдат пробормотал два-три слова, и на мгновение ему показалось, что с ним говорит целая армия. Затем до него дошел смысл сказанного, и он подрегулировал прибор, который они устанавливали.

Но захватывающая внезапность этих слов вызвала у него глубочайшее душевное страдание. Абстрактное превратилось в личное, и это было ужасно. Одно дело – воображать чудовище, состоящее из клеток-людей, и совсем другое – получить грубый, неотвратимый импульс от соседней клетки и ощутить удушающее давление целого организма. Он поднял руку к воротнику. Казалось, сам воздух передавал его коже пинки и тычки далеких, невидимых людей. Толчки галактической орды.

Он стоял теперь на маленьком выступе у вершины хребта, смотрел вверх, туда, где воздух был чище, и чувствовал себя так, словно задыхался. Новое настроение пришло внезапно, без предупреждения, как почти всегда в последнее время, взрывной волной поднимаясь из какого-то дикого, чуждого, непрерывно расширявшегося пространства внутри его.

Затем в бескрайнем небе, покрытом причудливыми облаками, опять возникли лица друзей – одно за другим, огромные, как пантеон полубогов. Точно так же, как в подвале и несколько раз до этого, но теперь все вместе. Только эти лица имели значение во всей Вселенной. Чернокожий Джордж, с широкой улыбкой, глуповатой на вид – но только на вид. Лорен, со впалыми щеками, смотревшая мягко и осторожно, но всегда готовая спорить. Смуглая Хелен, с гордой, тонкой линией губ. Кеннет, с желтоватой кожей и оценивающим втайне взглядом. И Альберт, и Морис, и Кейт. А также другие, чьи лица расплылись, и душа разрывалась от сознания того, что друзья позабыты. Они менялись и светились теплым огнем. Многозначительные, как символы, но несущие в себе саму суть индивидуальности.

Он встал как вкопанный и задрожал, ощущая огромную вину. Как он мог оставить их, забыть о них? Его друзья – единственные, кто достоин преданности, крохотный островок в удушающем космос людском океане, единственные, кто сохранил достоинство и значение, в сравнении с которыми раса, вероисповедание и гуманизм казались бессмысленными словами. Это было так же очевидно и неопровержимо, как аксиомы в математике. До сих пор он видел только маски реальности, отражения, тени теней. А теперь одним прыжком встал рядом с богами, которые дергают за ниточки в темноте.

Видение растаяло, превратившись в часть его сознания. Он обернулся и словно бы впервые увидел светловолосого солдата. Как он мог поверить, будто у них есть хоть что-нибудь общее? Пропасть между ними была куда более широкой, чем если бы они принадлежали к разным расам. Почему у него вообще были сомнения по поводу этого самодовольного, косоглазого, суетливого ничтожества? Больше он сомневаться не будет. Это совершенно ясно.

«Ну вот, на этот раз мы зададим им жару, – убежденно сказал второй солдат. – Теперь у нас все в порядке. Мы им покажем, этим жукам. Давай».