Бернар Вербер - Ее величество кошка [litres]

Я рассказываю Натали, как познакомилась с сочувствием, и узнаю, что людям, оказывается, не так уж оно и присуще. Среди ее соплеменников есть такие, кто никогда никому не сочувствовал, а отдельные представители вообще проявляют беспричинную жестокость и получают удовольствие от созерцания чужих мучений.

Еще я узнаю от Натали о понятии дружбы. Она говорит, что теперь, когда мы можем общаться на равных, пришло время стать подругами. Я отвечаю, что пока не хочу торопиться, лучше буду и дальше относиться к ней как к своей «любимой служанке». Она смеется и объясняет, что на становление дружбы может уйти время и что она тоже не намерена спешить. Я советую ей не отчаиваться: вероятно, настанет день, когда я признаю нашу с ней дружбу, просто сейчас это представляется мне несколько преждевременным.

Наши беседы иногда приобретают характер, который теперь, зная нужное слово, я назвала бы психологическим. Я спрашиваю ее, почему у нее нет половых отношений с Романом, в ответ она смеется – думаю, чтобы выиграть время, – и говорит, что у людей с этим делом сложнее, чем у кошек.

В ответ на мою просьбу Натали рассказывает о своем прошлом. Она очень любила отца, он умер, и ей очень его недостает. Общаясь с мужчиной, она неосознанно ищет в нем замену своему отцу, но никогда не находит того, чего бы ей хотелось.

Я в ответ говорю, что даже не знаю, кто мой отец, и что мне на него наплевать.

Это тоже вызывает у нее улыбку.

Она рассказывает о своей робости и недоверчивости. Считает, раз настоящая дружба требует времени, то на настоящую любовь нужна чуть ли не вечность. Признает, что Роман ей очень симпатичен, но утверждает, что не торопится и лучше подождет и даст их отношениям развиваться естественным образом.

Я советую ей не скрывать своих прелестей, ведь их вид возбуждает самцов, и слышу в ответ, что людям не позволяет так себя вести так называемая скромность, подобие запрета: женщине, дескать, нельзя показывать своего желания совокупиться с мужчиной.

Теперь моя очередь усмехаться. Женщины, налагающие на себя эти запреты, говорю я себе, просто морочат себе голову.

– То есть вы согласны ждать, не проявляя никакой собственной инициативы, пока ваш партнер обнаружит желание?

Она рассказывает мне о положении женщин, чья обязанность – заниматься детьми и работой по дому, готовкой, хотя при этом они должны еще и где-то трудиться. В некоторых странах, говорит Натали, девочек продают богатым старикам или насильно выдают замуж. Есть страны, где им нельзя учиться в школе, приходится сидеть взаперти дома, а на улицу выходить только с разрешения мужа, да и то замотанной в тряпки.

Удивительно, насколько парадоксальным мне представляется теперь человеческий мир, где взлеты ума соседствуют с возмутительной глупостью. Иногда так и подмывает заключить, что люди обращают свои способности против себя. Или по крайней мере против женского пола.

Однажды вечером, когда мы с Натали придумываем новый, сугубо кошачий феминизм, способный обогатить человечество долей нашей фелисите, происходит нечто странное. Перед моими глазами возникает сообщение, набранное человеческими буквами:

«БОГ СИЛЬНЕЕ НАУКИ».

Потом передо мной бегут цифры:

«5 …4… 3… 2… 1…»

Экран гаснет, я открываю глаза. Натали в панике.

– Мелкая поломка? – осведомляюсь я.

– Если бы мелкая! – откликается сиамец. – Крупная, мирового масштаба! Не стало Интернета!

Служанки след простыл, люди вокруг носятся как угорелые. Все ученые университета, говоря по-человечески, стоят на ушах. Справившись о ситуации, Пифагор возвращается ко мне, уныло опустив хвост.

– Дело в вирусе по имени «БОГ СИЛЬНЕЕ НАУКИ», запущенном религиозными фанатиками. Они хотят воспользоваться ослаблением человечества, чтобы навязать выжившим свои законы. Они – заклятые враги науки, прогресса и свободы, их мечта – подчинить всех людей своим жрецам, повинующимся изобретенному ими же божеству. Они объявляют законным любой свой произвол, не считая необходимым объясняться.

– А Интернет мешал осуществлению их замыслов?

– Общение и познание помогают людям противостоять попыткам манипулировать ими. Поэтому фанатики ополчились на Интернет и подорвали его своим вирусом.

Я только начинаю постигать размеры произошедшей катастрофы, когда разражается еще одна. В компьютерном зале гремит взрыв. Всех нас накрывает волна невероятно сильной паники. Пифагор принадлежит к числу главных паникеров.

– Какой-то человек воспользовался неразберихой из-за всемирного обрушения Интернета, подорвал всю информационную систему университета – и был таков, – докладывает он мне.

Мы бежим в направлении наиболее пострадавшего участка и по пути нагоняем Романа Уэллса, спешащего туда же, куда и мы. Он застывает с изумленно разинутым ртом перед распахнутым и выпотрошенным сейфом.

– Именно этого я и боялся, – стонет Пифагор.

– Можешь попонятнее?

– Думаю, кто-то воспользовался суматохой и похитил флешку с ЭОАЗР.

На Романе Уэллсе лица нет. К нему подбегает Натали. Я слышу их разговор:

– Это Кристоф, мой последний ассистент, больше некому! Я видел, как он молился, простершись на полу, головой в сторону востока. Молитва молитвой, но я не мог и представить, что он посмеет украсть нашу память!

– Зачем ему это? – удивляется Натали.

– Затем, что знания должны принадлежать только правоверным. И потом, в ЭОАЗР есть учебные программы по изготовлению оружия, в том числе самого разрушительного. Эта область знаний очень даже занимает правоверных.

К нам присоединяется Филипп.

– Кажется, я знаю, где искать Кристофа, – говорит он.

– Где, где?! – с надеждой кричит Роман.

– Наши разведчики нашли к югу отсюда химический завод, раньше производивший индустриальные чистящие средства, там прячутся от крыс фанатики. Это в десяти километрах. Рядом с заводом тюрьма Флери-Мерожи.

– Немедленно туда! – восклицает Роман.

– Все равно Кристоф нас обгонит.

– Решим, как действовать, там, на месте. Разве у нас есть выбор, Филипп? Если не дать им по рукам, то фанатизм победит на всей Земле, и восторжествует мракобесие. Кто со мной? – Роман оглядывает остальных людей в белых халатах. – Повторяю свой вопрос: КТО СО МНОЙ?

Все опускают головы.

– Никто?

– Извини, Роман. Фанатики вооружены «калашниковыми», соваться к ним – чистое самоубийство, – отвечает кто-то.

– Давайте и мы вооружимся!

– Среди них много преступников, бежавших из ближней тюрьмы и нашедших отдушину в религиозном фанатизме. Это не безобидные ребята, на их совести не одна смерть. У них есть боевой опыт, не то что у нас. Будем реалистами: нам этих головорезов ни за что не одолеть.