Бернар Вербер - Ее величество кошка [litres]

Мой спутник молча прячет бесценный предмет, пятится – и наступает мне на хвост. Не знаю, как вы, а я мало что ненавижу так же сильно, как подобное обращение с моим хвостом.

Люди лишены этого полезного приспособления и, очевидно, не отдают себе отчета, что чувствуем в таких ситуациях мы, кошки. Все просто: ты лишаешься способности думать и не можешь сдержаться. Во всяком случае, лично я, невзирая на максимальную осторожность, которую сейчас нужно соблюдать, сдержаться не могу.

Боль совершенно невыносимая, и я издаю истошный вопль.

В 1941 году шах Мохаммед Реза Пехлеви занимает трон Ирана после отречения его отца от власти. Он немедленно запускает программу модернизации страны: строит школы и университеты, проводит политику промышленного развития, строит порты для приема нефтяных танкеров. Женщинам разрешают получать образование.

В 1976 году происходит «белая революция». Шах отменяет систему землевладения, выгодную крупным землевладельцам, и перераспределяет землю в пользу мелких крестьян. Доходы мулл, владевших большими наделами, падают, и они плетут заговоры по свержению власти.

Другим следствием политики модернизации стало появление класса образованной буржуазии, выступающей за ускорение демократизации и дальнейший прогресс.

Шах оказывается между двух огней: духовенством, управляющим самым темным и бедным населением, и нетерпеливым студенчеством, желающим либерализации на манер европейских стран.

Пережив несколько покушений, шах пытается удержаться у власти при помощи политики закручивания гаек с опорой на свою личную полицию.

В 1978 году студенты выходят на улицы. В 1979 году правительство шаха бежит из страны, власть берет 77-летний аятолла Хомейни, провозглашающий себя верховным вождем.

Иран, готовившийся к постепенному переходу от монархического к демократическому правлению, превращается в теократию (государство, управляемое духовенством) без оппозиции и свободы печати, с всесильной религиозной полицией. Шиизм становится государственной религией.

Суннитские и немусульманские религиозные общины подвергаются преследованию или полному устранению (как и бахаи). Личные свободы ограничены. Женщинам больше нельзя появляться с непокрытой головой, открытым может быть только лицо. Нельзя гулять вместе со случайным представителем противоположного пола – только с супругой. За поведение, признанное неподобающим, полагается телесное наказание, вплоть до публичной казни.

Неудовлетворительное управление общественной и экономической жизнью общества и повальная коррупция среди мулл вызывают народное недовольство и молодежные бунты, подавляемые еще более жестоко, чем при шахе. Так, при разгоне мирной демонстрации в июне 2009 года погибло 150 человек, тысячи были арестованы. Тяжелое экономическое положение страны усугубилось войной с соседним Ираком в 1980 году, жертвами которой стали более полутора миллиона человек.

Однако муллам удается удерживать власть и развивать ядерную программу, а также вести войны за пределами Ирана, в частности в Ливане, Йемене и Сирии.

Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII

У меня суживаются зрачки.

На потолке вдруг зажигается свет, в первый момент ослепляя Романа, смотрящего в свой инфракрасный бинокль. Но он быстро приходит в себя и бежит к выходу с зажатым в кулаке бесценным трофеем.

Я бросаюсь вслед за ним. Весь цех оглашается испуганным криками, звучат выстрелы, у меня над головой свистят пули. Роман прячется то за один, то за другой громоздкий металлический станок, мечется от укрытия к укрытию, выписывая зигзаги.

Все бородачи проснулись и злобно кричат, пытаясь нас поймать. Но мы пользуемся растерянностью преследователей и оставляем их ни с чем.

Какое странное чувство – видеть стольких людей, не знакомых со мной лично, однако полных решимости со мной расправиться! Похоже, они даже не замечают, что я перешла на более высокий уровень сознания, и по прискорбному недомыслию считают меня всего лишь животным, послушным хозяину.

Я им что, собака?

Но объяснять им разницу между собаками и кошками нет времени, тем более что я убеждаюсь в их яростном желании со мной покончить, а это мне совершенно не по нраву.

Я так мчусь, что задние лапы опережают передние – это помогает совершать длинные прыжки.

Совершенно не желаю вам попасть в такой же переплет. К счастью, за Романом бежит больше бородачей, чем за мной (если точнее, то его преследует добрая сотня недругов, а меня – один или два). Я еще больше ускоряюсь и закладываю хитроумные виражи. Теперь мной руководит инстинкт выживания.

Меня пытается поймать тот толстяк, у которого Роман похитил флешку, – не иначе, он здесь главный. На бегу он издает тонкие повизгивания, что, учитывая его габариты, весьма странно. Так он, должно быть, зовет подмогу. Толстяк пытается достать меня кончиком своей сабли и при этом обдает меня мерзким запахом пота.

Хотя сейчас, наверное, не время вредничать и читать ему нотации.

Я уворачиваюсь от одного, другого, третьего удара, но на четвертый раз клинок касается моего уха, я теряю равновесие и поскальзываюсь. Меня спасают деревянные перила, в которые я успеваю впиться когтями.

Преследователь заносит саблю для нового удара. Мне грозит падение в дымящуюся емкость с чем-то булькающим и неприятно пахнущим.

– Прыгай! – раздается приказ у меня в мозгу.

Прямо подо мной Роман. Я втягиваю когти, пролетаю мимо бака с черным месивом и падаю прямо ему на руки.

Неплохо, Роман!

Но появление новых врагов опять обращает нас в бегство. Мое тело явно опережает стремительностью мозг, где слишком сильно пульсирует кровь.

Мы с Романом заскакиваем в какую-то комнату, и он успевает запереть толстую железную дверь. Он толкает к двери шкаф, но в комнату влетают пули, а потом грохочет взрыв.

Мы вылезаем через окно на пожарную лестницу, по ней карабкаемся на крышу. Она почти плоская, как специально, чтобы мы припустили по ней бегом.

Не знаю, как вы, но я такие ситуации не переношу. Шум, агрессия, угрозы… Вся эта суета вредит моему душевному спокойствию.

Крики и пальба не прекращаются. Нас продолжает преследовать десяток бородачей. Даже их пузатый вожак лихо разогнался, чтобы нас догнать. Вот и край крыши, я готова спрыгнуть вниз, но Роман колеблется.

Я толкаю его под колени, чтобы он потерял равновесие. Он оказывается везучим: падение смягчено грудой коробок внизу. Лично я приземляюсь со своей природной грацией сначала на передние лапы, потом на задние.

Роман, выпрямившись, бежит ко рву, окружающему завод, и хватает шест, при помощи которого прыгал в первый раз. Я еле успеваю залезть к нему в рюкзак (где для лучшего сцепления выпускаю когти). Он без промедления взмывает над смертельной жижей.