Юрий Астров - Джинны пятой стихии [антология]

А еще — вот откуда:

…Дядя Боря — из тех русских людей, которых так любят интеллигентные евреи, ничего не умеющие делать руками. Дядя Боря был очень для них удобен — он все делал быстро, аккуратно, дешево и с удовольствием…При этом дядя Боря не презирал тех, кому помогал. Он был идеальным соседом и надежным приятелем, очень мало пил, давно не курил и вообще являл собою тот идеал русского человека, о котором всегда мечтали народолюбцы всех разновидностей. Можно было сказать, что так называемые русские интеллигенты с еврейскими спорили именно за дядю Борю — за то, чтобы он только им чинил машины, водопровод и иногда электричество, а вражескому клану, напротив, не чинил ничего. При этом одни предлагали лишить дядю Борю всяких свобод и обязать его строем ходить в церковь, отдавая честь встречным городовым, а другие желали обобрать его до нитки и внушить ему, что его на этой территории терпят из милости, но и те и другие, в сущности, очень его любили. Оставалось понять, какой смысл во всем этом находит сам Боря и почему такое положение вещей представляется ему оптимальным. Вероятно, оно нравилось ему потому, что избавляло его от сложностей исторического выбора, ибо вся история заключалась в борьбе одних Бориных поработителей с другими, в то время как сам Боря не обращал на нее никакого внимания, примерно раз в столетие от души колотя обоих.

Это цитата из «Эвакуатора». Дмитрий Быков довел эту мысль до абсурда — получился роман, где варяги воюют с хазарами на территории России, совершенно искренне считая ее своей территорией, а врагов — незаконными захватчиками, а поселяне смотрят на все это безобразие и предлагают воюющим: «А вот огурчиков, хлопчики. А вот яблочек!» .

(Один мой близкий друг, очень умный, но при этом очень эмоциональный человек, которому я принес почитать эту книгу, матерился не переставая, но прочел роман до конца. Конечно, грустно смотреть на индифферентность народа. Хорошо, что конец вышеупомянутого столетия уже близок, этим и утешимся.)

По типу же построения «ЖД» — явная симфония, поскольку контрапункт, проходящий через весь роман, совершенно очевиден.

Что же касается второй составляющей летописи Быкова, стихов, то тут тип композиции ясен по определению: добрая их половина так и называется балладами (жанр не только литературный, но и музыкальный), а во второй половине балладность превалирует.

писал когда-то в мордовском лагере Ю. Даниэль. Д. Быкова очень волнует его полуеврейство — ну, простим большому писателю маленькую слабость. У него и любимый герой — полуеврей.

Давайте допьем остатки.

Они пили абсент. Надсон все время кашлял, сплевывая в платок, и Рембо смотрел на него со смесью омерзения и восторга. От чего-то в пару русскому писателю Хламида непременно находил содомита….

Д. Быков смотрит на Россию с той же адской смесью. Но о содомии речи нет — Россию давно уже без него имеют, без восторга, без омерзенья, без божества, без вдохновенья. Впрочем,

Что же делать-то, братцы?

Заводить лейку, как в «Эвакуаторе»? Не надо… Во-первых, некуда лететь. Некуда бежать. А во-вторых, улетали уже. Ять, например. И толку?

Никуда Дмитрий не улетит… Он будет писать летопись. Предсказывать (не слишком удачно, но его же герой сказал, что неудачные предсказания наиболее ценны для историков, ибо то, что было, они и так знают, а вот что думали — это им интересно). Анализировать (вот тут он более удачлив). Надеяться — вместе с нами.

Потому что «кое-что еще можно было спасти» .

Красная звезда, названная по имени бога войны, притягивает к себе взгляды астрономов и астрофизиков. Разрабатываются проекты первых полетов на Марс, проекты эти научно обоснованы и стали обыденными. Они уже не поражают человеческого воображения, да и сама планета по современным меркам находится не так уж и далеко. Вскоре Марс ожидает вторая волна экспансии землян. Первая уже состоялась, пусть пока всего лишь на страницах книг. Десятки литераторов сделали все, чтобы, ступив на поверхность соседней планеты, мы уже ничему не удивлялись. И — что не менее важно — чтобы Марс ничему не удивился.

Марсианские традиции наиболее характерны для земной фантастики, марсианской теме посвящены десятки романов, сотни повестей и бесчисленное количество рассказов. Быть может, дотошный библиограф возразит мне и скажет: ну почему бесчисленное? У нас все подсчитано, до последней юморески. Пусть так, но пришло время рассказать о советской литературной экспансии на Марс, ведь современному поколению подростков, идущих на смену прежним всезнающим любителям фантастики, история покорения Марса советскими фантастами кажется такой же загадочной, как и сама история канувшей в Лету Страны Советов. Более того, им постепенно внушается мысль, что никакой Страны Советов не было, что это всего лишь иное название лунного Моря Мрака, где, как известно, ничего значительного не происходило.

Молодые читатели должны знать, что Советский Союз, как еще называли Страну Советов, действительно существовал, в нем писали о Марсе десятки писателей, которые в меру своего таланта давали нам представление не только о далекой планете, но и о людях, покорявших ее. Как любое явление, экспансия советской литературы на Марс имеет свою предысторию. Мы же, чтобы не делать наше повествование бесконечным, вынуждены ограничиться временным отрезком, который начинается в 1917 году и заканчивается в 1992-м. Именно в этом историческом промежутке, в этом изгибе пространственно-временного континуума располагалось государство, пытавшееся утвердить принципы равенства, братства и социальной справедливости во всей Вселенной. Государство провозгласило себя существующим вечно, ну если не вечно, то хотя бы до построения бесклассового общества на всей Земле, но просуществовало в реальности всего семь десятков лет. Тем не менее в фантастической литературе оно оставило свой весьма заметный и своеобразный след. Об этом не следует забывать ни тем, кто занимается научно-социальными построениями в наши дни, ни читателям, интересующимся такими построениями. В особенности тем, кто заглядывает за пределы земной атмосферы, справедливо полагая, что будущее человечества находится именно там.

Исключение сделано лишь для двух романов, которые вышли еще до революции, но с которых начинается советская фантастика. Без них понимание марсианской экспансии Страны Советов будет неполным.