Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

— Попрощаться хоть дашь? — сдавленно сказал я.

И тут она сломалась. По щекам ее побежали слезы, а потом она отшвырнула нож, уткнулась мне в грудь и в голос завыла.

Я отстранил ее и сел.

— Не надо было дожидаться, когда проснусь, — зло сказал я. — Сонного убивать легче, он на тебя не смотрит.

Она кулачками принялась бить по моей спине и все повторяла:

— Дурак! Дурак! Дурак!

А у меня в голове словно что-то щелкнуло. И сразу все стало ясным: и почему Петрович успел добраться до дома, где мы укрывались, раньше боевых бесов, и почему гестапо к операции не было подключено, и почему капитан мне ее так легко отдал. И постирушками она занялась, а это совсем не в европейском духе.

— Давно ты на Петровича работаешь? — поинтересовался я, трогая мягкое безвольное плечо.

Элка всхлипнула.

— Я не на него работаю, — шмыгнув носом, сказала она. — Я на страну свою работаю.

— На Сибирский Союз? — уточнил я.

— Ты же ничего, ничего не знаешь, — вспыхнув, сказала она. — Все равно я этого сделать бы не смогла. Понимаешь?

— Почему? — холодно сказал я. — Не открой я глазки…

— Дубина, — сказала она. — Я же тебя, дурака, люблю, — и снова несчастно всхлипнула.

— Если тебе эти цацки так нужны, — сказал я неуверенно, — почему не спросила? У меня их два. Мог бы и поделиться.

В ответ я услышал лишь всхлипывания.

Н-да, ситуация! И что прикажете делать, когда все таким неожиданным образом обернулось? Я-то думал, несчастную бабу из беды выручаю, а на самом деле глаза и уши ко мне приставлены были. Сказали девочке, чтобы завладела светорубами, вот она и старалась. Странно, что она это не попыталась сделать раньше, когда мы еще в городе были. Я вдруг отчетливо вспомнил нашу ночь в склепе и то, как у меня из-под головы тянули куртку, в карманах которой лежало оружие бесов. Нельзя сказать что она не пыталась, а вот убивать меня она точно не хотела. У нее таких возможностей много было, но ведь не воспользовалась!

— Ладно, — сказал я и снова тронул ее за плечо. — Проехали. Только ты сама подумай, ты ведь без меня не выберешься.

Элка села.

Лицо у нее было несчастным, но от этого она была еще красивее.

— Адька, — сказала она, — прости.

— Я же сказал, проехали.

Я попытался улыбнуться, только, по-моему, у меня это плохо получилось.

— Иди сюда, — сказала она. — Кажется, пришло время вывернуть душу.

Я уже все знал, разве что детали некоторые были мне неизвестны, только ведь они ничего не меняли. Жила-была девочка в одном из городов Сибири, училась хорошо, в союзе молодежи ходила, мечтала пользу стране принести. А поскольку училась она хорошо, смелая была, с парашютом прыгала и на лошади скакать умела, мотоцикл папин отчаянно водила, то после аттестата зрелости вызвали ее умные серьезные дяди, которые представляли не менее серьезную организацию, и предложили послужить Родине самым настоящим образом. Прошла девочка двухгодичную подготовку в спецшколе под Новосибирском, получила легенду и была заброшена на Ничейные территории (так мы там официально назывались). Петрович у нее был начальником, его сразу после вторжения бесов забросили, столько лет в разведке и не живут, а этот опроверг общее мнение. Операцию по пресечению героинового бизнеса они с Петровичем провели по указанию Центра, только что-то наперекосяк пошло, просочилась информация об спецагенте Европейского бюро Зимонкайте-Стацко, так что мое знакомство с ней весьма кстати пришлось. А тут еще у меня светоруб появился, Элка, разумеется, ничего не знала, пока за ней из гестапо не пришли. Доложила она о светорубах капитану Салахову, такая вот фамилия у Петровича была, тот брякнул в Центр, оттуда пришло указание: светорубами овладеть, меня по возможности нейтрализовать, если иные меры окажутся безрезультатными, убрать физически.

— Это какие еще иные меры? — хмуро поинтересовался я.

— Ты меня спрашиваешь? — всхлипнула Элка. — Дура я, дура!

Приятно, когда тебя нежно и обстоятельно целуют, ничего не скажешь.

— Он мне телефон для связи дал, — сказала Элка. — Ну такой, без номера. Просто на кнопку нажимаешь, тебя и соединяют с абонентом. Он там единственный.

Это меня насторожило. Знал я, у кого такие телефончики бывают. Однажды, когда Молчуна наружка гестаповская водила, его ребята по башке одному топтуну дали. Вот у него именно такой телефончик и был. Получалось, что Петрович был не так прост, как на первый взгляд казалось. А что мне, собственно, на первый взгляд казалось? Взяточник и вместе с тем правоверный мент, никогда никто не слышал, чтобы он с уголовника пфенниг снял, только барыг и щипал помаленьку. С бесами не якшался, как теперь выяснилось, на сибирскую разведку работал, а теперь еще выходило, что с гестапо неформальные контакты имел. Загадочный мужичок, ничего не скажешь.

— Ты ему звонила? — спросил я.

— А как же, — вздохнула Элка. — Два раза — когда из города выбрались, помнишь, ты меня в воронке у дороги оставил, а второй раз отсюда, когда ты ушел.

— Больше пока не звони, — сказал я.

— Не буду, — пообещала Элка и приподнялась на локте. Глаза у нее были сияющие и мокрые. — Адик, ты мне веришь?

Странный народ женщины, полчаса назад она меня едва не зарезала спящего, а теперь так истово начала доказывать свою любовь, что через некоторое время я был окончательно измочален, безразлично мне стало, что со мною будет и кому эти проклятые светорубы достанутся.

— Спи, спи, — шептала она, целуя меня в грудь.

И мне было едино — проснусь ли я или так во сне и останусь. Мне и самому, честно говоря, просыпаться не хотелось.

И все-таки проснулся я с явным ощущением опасности.

Элка мирно сопела рядом, судорожно вздыхала во сне, словно продолжала переживать все случившееся накануне. Я нащупал рукоять светоруба, на ощупь сунул босые ноги в туфли, осторожно приоткрыл дверь в коридор. Всего можно было ожидать, даже появления капитана Салахова. Ведь Элка четко ему указала, где мы остановились. И люди гестапо, если капитан с ними связан был, тоже могли попробовать захватить нас врасплох. Хотя конечно же я их больше интересовал. Однако было тихо, машин на улице не слышалось, а настроение у меня вдруг стало резко боевым, хотелось что-то выкинуть. Ну, к примеру, порубить на мусор дом на противоположной стороне улицы. Так, чтобы труха и кирпичные брызги в разные стороны разлетались!

Это и заставило меня взять себя в руки. Никогда в бакланах и чубаровцах не ходил, не свойственно мне было подобное состояние души.

Я открыл дверь веранды, выглянул на улицу и сразу же натолкнулся на пристальный чужой взгляд. Я даже не сразу сообразил, что это на меня смотрит вчерашняя свинья, которая натаскалась по огородам, набила пузо и вернулась спать в хлев. Свинья выжидающе смотрела на меня, воображая, что я сейчас вытащу огромный чан запаренного комбикорма. Убедившись, что руки мои по-прежнему пусты, свинья недовольно хрюкнула, закрыла глаза и положила рыло на планку входа.