Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

— Когда народ массово истребят, он уже ничего не сможет решать, — заметил милиционер Спиридоныч. — А твой Мао не сам это придумал, он про роль народа в истории у нашего Льва Толстого слизал.

— Толстого у нас любят, — сообщил Ван Ху, — я сам «Воскресение» читал и плакал. До того Катюшу жалко! Я бы на ней женился.

— На русских женщинах все жениться хотят. Дело до того дойдет, что нам самим из других стран невест выписывать придется, — вздохнул Спиридоныч.

— Возьмите китайских женщин, — предложил Иван Сиевич. — Вам сколько надо? Десять миллионов? Пятнадцать? Китайская женщина работящая, даже после долгой и тяжелой работы в поле она не теряет природной веселости и сексуальной тяги. Любой муж будет доволен. И детей китайская женщина любит.

— Что тяги она не теряет, это ты верно подметил, — согласился Спиридоныч. — А что касаемо детей, так мне кажется, вы больше сам процесс любите, дети у вас все-таки на втором плане. А у русского человека своя гордость. Спирт еще остался? Так наливай, а то от споров с вами совсем в горле пересохло!

Воспользовавшись паузой в разговоре, Таганцев вышел в коридор. За окнами проносились леса. Они казались бесконечными. Березы и осины уступали место лиственницам и кедрам, ели подступали к железной дороге, в сосняках весело прыгали белки. Поезд прогрохотал по мосту. Внизу открылась огромная водная гладь. Река медленно текла в бесконечность. На спокойной воде расходились круги от играющей рыбы. «Россия будет прирастать Сибирью», — вспомнил Иван Федорович гениальное предсказание величайшего русского ученого Михайлы Ломоносова. Вот только не знал Михайло Васильевич, что Китай в скором времени начнет прирастать Россией. От этой мысли настроение у Таганцева снова испортилось, даже сигарета показалась горьковатой.

«Куда я еду? — в который раз подумал Таганцев. — Зачем? Сдался мне этот Владивосток, у меня ведь даже родственников там нет, из всех знакомых у меня там лишь проспект мичмана Шефнера, да и тот мне знаком лишь потому, что потомок Шефнера стал гениальным поэтом, проживающим на берегах Невы».

— Ну куда меня несет? — спросил он внутренний голос.

Внутренний голос отмолчался.

Он вернулись в купе, где продолжался разговор. Говорил один из китайцев. Трудно сказать, был ли это Иван Сиевич или Иван Лиевич, но вполне возможно, что свое неторопливое повествование вел Ван Ху. Спиридоныч несогласно крутил головой.

Для Таганцева, как и для всякого уважающего себя европейца, все трое были братьями-близнецами. Как китайская коммунистическая партия и ее бессменный председатель Мао.

Китаец порицал русских за пьянство.

— Пургу гонишь, — сказал милиционер Спиридоныч. — Тебя послушать, так русские деревни только и делают, что спиваются. А наши мужики, между прочим, кузнечиков на харч не ловят, муравьев в масле не жарят, они мясом привыкли питаться. На крайняк, рыбу ловят. И вообще, наши деревни — это ячейки общества будущего, понял! А ваш Китай — отсталая страна.

— Плохо не знать истории, — заметил Ван Ху. — Все передовое всегда исходит из Поднебесной. Бумагу придумали мы, порох придумали мы, колесо…

— Ну, ну, — предостерег Иван Лиевич. — Не гони, Ван Ху, не на партийном съезде выступаешь!

В соседнем купе вдруг закричали. Кричала женщина.

— Смотрите! Смотрите! Да на нашу сторону смотрите!

Таганцев глянул в окно.

К земле косо шла огромная летающая тарелка. Вот она зависла над землей, замигала огоньками по окружности. С земли поднялись вихри пыли, которые ярко светились в огнях летающей тарелки и казались рубиново-красными.

Поезд дернулся, заскрежетал тормозами, всех бросило на стены.

Ван Ху ловко поймал бутылку и радостно заулыбался.

— Мать твою! — прохрипел Иван Сиевич по-китайски, но понятно.

— Ах, волки! — вскочил и бросился на выход из купе милиционер Спиридоныч. — Ах, волки! Стоп-кран сорвали!

В окно Таганцев видел, как от поезда к зависшей летающей тарелке шустро бежали двое в монашеских одеяниях, за ними, придерживая фуражку, бежал милиционер Спиридоныч. Служебное рвение позволило милиционеру остановить неизвестных. Видно было, как сердито выговаривает он беглецам. Колпаки одеяний дружно кивали, рукава балахонов были протянуты к летающей тарелке. Милиционер Спиридоныч махнул рукой, присел и принялся на одном колене заполнять какую-то бумагу, видимо, протокол. Наконец, он встал, махнул рукой и пошел назад к поезду.

Незнакомцы в монашеских одеяниях снова заторопились к летающей тарелке. Встав под ней, они застыли. Из тарелки вытянулся длинный луч света, такой плотный, что казался твердым, фигурки взмахнули руками и по лучу втянулись в недра летательного аппарата.

Летающая тарелка еще раз мигнула бортовыми огнями и унеслась в высоту.

«Неужели починили?» — подумал Таганцев.

Поезд медленно тронулся.

В купе, благодушно отдуваясь, вошел Спиридоныч, сел на полку Таганцева и некоторое время обмахивался фуражкой.

— Вот поганцы! — сказал он. — Хуже террористов, честное слово! Ну, не ушли, я на них протокол составил! Отправим по месту жительства, пусть там их взгреют!

— А откуда они? — поинтересовался Таганцев.

— С Антареса, — сообщил милиционер, заглянув в протокол, который хранил в фуражке.

— И как же ты туда им бумагу свою отправишь? — удивился Таганцев. — По почте, что ли?

Милиционер пожал плечами.

— Н-ну… Будет же какой-нибудь попутный транспорт, — неуверенно сказал он.

Постепенно людское потрясение, вызванное внезапной остановкой поезда, утряслось. По вагонам шли разговоры о летающей тарелке. О пришельцах говорили по-разному, но чаще неодобрительно, как обычно высказываются о людях, которые суются со своим уставом в чужой монастырь.

Милиционер Спиридоныч отправился объяснять ситуацию начальнику поезда, проводница бодро захлопотала по своим чайным делам, а в купе сценарист Триглавский-Суюнбеков полез на верхнюю полку, да и китайцы стали готовиться ко сну. Ван Ху тоже полез наверх, а Иван Сиевич и Иван Лиевич устроились на нижней полке, образовав нечто вроде иероглифа, в котором сливались два начала — Инь и Янь.

Вы когда-нибудь ехали в купе с храпящими мужчинами?

Страшное это дело! Врагу своему не пожелаешь.

Тоненько со свистом храпели китайцы. Сценарист Триглавский-Суюнбеков им вторил басовито и рычащее. Когда храпят трое китайцев и им вторит условно русский, уснуть невозможно. Таганцев поворочался на своей постели, попытался заткнуть уши, но от этого стало еще хуже, храп прорывался откуда-то изнутри и грозил взорвать голову. Помучившись с полчаса, Иван Федорович поплелся в соседний вагон.

Спиридоныч был уже на месте. Выслушав Таганцева, он не удивился, согласно кивнул головой.