Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец

— Жуткое дело, — сказал он. — Мы, когда я в средней школе милиции учился, тоже от храпунов мучились. Веришь ли, ничего не помогало — ни портянка несвежая, ни паста зубная! Кинешь сапогом, вроде затихнет. Так ведь на время!

Он постучал в перегородку.

В купе заглянула заспанная и недовольная проводница.

— Олечка, солнышко, — просительно обратился к ней милиционер, — организуй комплектик белья из моего НЗ, товарищу в купе храпуны попались.

Расположившись на верхней полке служебного купе, Таганцев ощутил, как его стремительно и неотвратимо засасывает водоворот сна.

И что-то ему снилось, точно снилось, что-то очень хорошее, только вот сна он не запомнил, измученный и задерганный невероятными событиями прошедшего дня.

Может, оно и к лучшему.

— С добрым утром, — сказал молодой милиционер, отрываясь от чтения газеты «Астрологическая правда». — Как спалось?

— Спасибо, — сказал Таганцев, свешивая ноги. — Я не храпел?

— Храпели? — удивился милиционер. — Нет, что вы. Так, поскуливали немножко, а к утру тихо выли, словно песню спеть хотели, а слова и мотив забыли. Чай будете пить?

— Попозже, — сказал Таганцев, влез в полуботинки и устремился в коридор.

Навстречу шел улыбающийся Спиридоныч.

— Выспался, Федорыч? — вместо приветствия спросил он. — А мы, как тот поезд курьерский, ночью Омск проехали. Этот ваш сценарист чуть остановку не проспал, суетился, как на пожаре. Поезд уже тронулся, смотрю, он за вагоном бежит. Сценарий свой в купе забыл. Ну, я ему этот сценарий в окно выкинул, веришь, он чуть от радости не заплакал. Тебе привет передавал!

По радиосети пел бессмертный бард Михаил Смотров:

Китайцы в купе были сонными и неторопливыми в движениях. Черные глаза их превратились в узкие опухшие щелки. Лица были опалены пламенем императорского дракончика и казались осунувшимися.

— Доброе утро! — хором поздоровались с попутчиком китайцы.

В том, что утро было действительно добрым, у всех обитателей купе были большие сомнения, но признаваться в этом никому не хотелось.

Китайцы, еще вчера желтые и веселые, сегодня казались унылыми. Они глотали какие-то таблетки, но легче им от этих таблеток не становилось.

Милиционер Спиридоныч, заглянувший в купе, заметил это, пробормотал что-то неодобрительное и ушел, а вернулся с полиэтиленовым пакетом в руках. Загадки в содержимом пакета не было и не могло быть.

— Ну что, любители женьшеневых корешков, — спросил милиционер, — лечиться будем?

Курс лечения был краток, но оказал на китайцев живительное воздействие. Зеленоватый оттенок с их лиц исчез, лица засветились жемчужными улыбками, а на месте припухших щелок вдруг высветились антрацитовые глаза, брызжущие задорной мыслью.

— Легче стало? — покровительственно спросил Спиридоныч.

— Я чувствую себя великим полководцем Ню Гао, — сказал Иван Лиевич, — который, выпив жбан рисового вина, мужественно и безрассудно бросился на чурдженей [3] Корейцы, воевавшие с китайцами. Китайцы до сих пор их не любят. и одержал над ними блистательную победу.

— Наверное, так себя чувствовал великий Конфуций, когда к нему в голову приходила блистательная мысль, — охарактеризовал свое состояние Иван Сиевич.

— Глубокоуважаемый Спиридоныч, — сказал Ван Ху, — ты снова зажег луч надежды в моем истерзанном дорогой сердце.

Воспрянувшие духом китайцы вновь принялись играть в кости и вести беседы на своем птичьем наречии. Потом Ван Ху бросил игру и достал из сумки книгу. Книга оказалась на китайском языке, на обложке был изображен китаец в буденовке со звездой, опираясь на костыли, он шел вдоль железнодорожного полотна к разгорающемуся на горизонте зареву. По бедру человека бил маузер в деревянной кобуре.

— Что читаете? — поинтересовался Таганцев.

— «Как закалялась сталь», — сказал Ван Ху. — Я всегда ее читаю, когда плохо. Очень мудрая книга, она повествует о мужественном человеке, на которого обрушились все невзгоды жизни, но они лишь закалили его. Когда я работал на рыболовецком траулере, после тяжелых смен я открывал эту книгу руками, изрезанными рыбьими плавниками, и говорил себе: «Ван Ху, посмотри, сколько мучений вынес этот мужественный человек, сколько несчастий обрушилось на его голову! Радуйся, Ван Ху, что тебе не досталась его доля!» — и мне становилось легче.

Поезд прогрохотал по железнодорожному мосту, за окном высветилась бесконечная гладь очередной сибирской реки, а потом вновь пошла тайга, почти вплотную подступающая к рельсам.

— Самые опасные места, — озабоченно сказал Спиридоныч, — Пойду к себе, вдруг переодеваться придется.

— Зачем?

— Увидишь, — загадочно сказал Спиридоныч. — Но лучше, если бы все обошлось!

Таганцев пошел вслед за ним.

По дороге Агафон Спиридоныч рассказал ему о своих тревогах и опасениях.

Все не так просто, Ваня.

Сибирь есть Сибирь, в ней порой случается такое, чего в жизни случиться не может. Расскажи об этом начальству, сразу отправят окружную военно-врачебную комиссию проходить. Никто не поверит, что на нашей железной дороге такое возможно.

А случаются здесь временные провалы. Ну вроде того, что на станции Бологое случился, я тебе ту историю уже рассказывал.

Так вот. Полгодика назад в ночь остановился наш поезд прямо посреди тайги. Вскочил, глянул в окно, ничего не пойму. Ночь. Луна. Тайга на хищного лохматого зверя похожа. Занюханная станция, люди бегают, странно одетые, на перроне казачки на лошадях, из окон вокзала пулеметы «максим» торчат.

Выяснилось, что остановили поезд подчиненные атамана Анненкова. Как начали они шерстить вагоны! Все каких-то агентов мирового большевизма искали. Никого, конечно, они не нашли, откуда агентам в вагонах взяться, и тогда, как водится, для острастки перепороли шомполами каждого второго пассажира с общих и плацкартных вагонов, а заодно и нас с напарником. Купейных, гады, не тронули. Едем дальше.

Я уже и дух перевел, что обошлось все. Задница, конечно, болит, спорить не буду, и на душе неприятный осадок, зато живыми остались! Я уже про себя решил, что докладывать никому не буду, да и другие промолчат, кому в дурку охота? Ну, народ в вагонах, прямо по Лермонтову, раны считать стал, мы с напарником решили полечиться немного, но не тут-то было!

Вдруг поезд опять по тормозам! Скрип стоит, словно ансамбль Спивакова инструменты настраивает.