Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Клада не было.

Со временем Александр Кумок охладел к поискам сокровищ и перестал верить в вещие сны, которые все еще продолжали ему сниться. Теперь Кумок отлично понимал, что это не Господь подсказывает ему, а Сатана искушает, поэтому вместо заступа он стал брать на прогулки револьвер «лефоше», у которого в рукоятку был удобно вмонтирован нож. И надо же было такому случиться, что на узкой дорожке ему одним жарким августовским днем повстречался грек Папа Папандопуло, который шел к морю по своим контрабандным делам и решил срезать путь. Что там у них произошло, не знает никто, но как бы то ни было, Александр Кумок облегчил жизнь Папы на пятьсот полновесных николаевских рублей. Обиженный грек поспешил в полицию, и Саша Кумок получил свой первый срок. Срок оказался небольшим — судьи учли возраст преступника, которому к тому времени едва исполнилось тринадцать лет, его социальное положение, а также личность потерпевшего, который симпатий к себе не вызывал. Выйдя на свободу, обиженный Александр поспешил встретиться с Папой Папондопуло, облегчил его кошелек уже на полторы тысячи рублей и при этом нанес Папе легкие, но оттого не менее болезненные повреждения организма. Теперь уже судьи были настроены к Александру куда менее лояльно и, учитывая повторность преступления, его дерзость и бесшабашную наглость, приняв во внимание общественную опасность обвиняемого, приговорили Кумка к четырем годам каторжных работ. Оказавшись по примеру декабристов в Акатуе, на Нерчинской каторге, Кумок быстро приспособился к местным условиям, а через пять месяцев зарезал правящего каторгой Петю Кумылгу — из Иванов, не помнящих родства, за что получил довесок в два года. Но стать героем каторги он не успел — грянула февральская революция, и каторжников распустили по домам. Александр Кумок вернулся в Лукоморск и, не теряя времени, дождался Папу Папандопуло на морском берегу. О чем они спорили и сколько денег Кумок взял у него на этот раз, никто не узнал, но труп Папы нашли через два дня, когда в ушах и носу контрабандиста уже поселились маленькие крабы-бокоплавы. В городе и губернии к тому времени воцарился полный бардак, империя рушилась, в далеком Питере власть взяли в свои руки неведомые большевики, о которых никто ничего толком не знал. Кумок ушел в банду екатеринодарского отчаянного экспроприатора Мишки Чепеля по прозвищу Сладкий Мальчик за его любовь к организации налетов на сахарные заводы. Было тогда Кумку восемнадцать лет, и он осознал нехитрую истину — всегда прав тот, кто стреляет первым. Поэтому тренировался он каждый день, патронов для этого не жалел и успевал в серебряный полтинник, подброшенный высоко в воздух, всадить пулю из нагана, с которым он не расставался даже в постели, хотя по-прежнему самые нежные чувства испытывал к «лефоше», на рукояти которого он сделал восемь зарубок.

Миша Чепель был слишком занят, чтобы обращать внимание на честолюбивого и слишком быстро взрослеющего юношу. И совершенно напрасно. В девятнадцать лет Сашка влюбился в актрису екатеринодарского театра Марию Семенову, которая молоденького поклонника ценила не слишком высоко, но обожала подарки, которые он ей делал. К тому же Кумок прилично говорил по-французски, и это поднимало его в глазах провинциальных артистов и завсегдатаев театра. Сценично обставив все, Мария отдалась молодому бандиту. Александр потерял голову, запустил руку в отрядную казну и, чтобы свести как-то концы с концами, в одной из попоек после успешного грабежа очередного сахарного завода пристрелил потерявшего бдительность Чепеля и встал во главе банды, которая отныне стала именоваться Первой партизанской бригадой деклассированного элемента имени Лесажа. Красные постепенно набирали силу, и Сашка предпочел покинуть негостеприимные места и обосноваться в окрестностях Лукоморска, где он знал все. Актриса, к тому времени ставшая его капризной и жадной любовницей, также примкнула к отряду и вскоре зарекомендовала себя еще более безжалостной разбойницей, заслужив среди местного населения кличку Паучиха.

Наступало время, когда трудно уже было выжить даже близ Лукоморска, но Кумок не спешил покинуть родные места, его словно что-то удерживало здесь. Ему вновь начали сниться вещие сны, в которых он шел с заступом по Голове Великана и точно знал, где следует копать, чтобы найти клад. Мария к его снам относилась смешанно: с одной стороны, ей было смешно, потому что она знала — никакого клада нет. С другой стороны, она часто задумывалась над снами Кумка — просто так ничего не снится. Поэтому она раскрывала сонник Миллера и искала хоть какое-то указание, но безуспешно — подобные сны герр Миллер не упоминал и не комментировал.

Вернувшись домой, Антон Кторов обнаружил на своем столе кринку молока, заботливо прикрытую куском ноздреватого хлеба, и рядом — завернутый в чистую тряпицу добрый шмат лукоморского сала, которое еще год назад являлось бесценной валютой и имело хождение во всем крае наряду с самогоном и рулонами керенок. Керенки в отдельных купюрах ничего собой не представляли, но в рулоне имели определенную ценность — ведь счет девальвированной валюты уже шел на миллионы, в отличие от них сало с самогоном как материальные ценности имели не в пример большую стоимость — за фунт сала или бутылку самогона этих керенок было мотать и отматывать.

Несомненно, что оставлено это было с женским умыслом, но Антон, не чинясь, уплел все, запив молоком, справедливо рассудив, что голод не тетка, а остальное как-нибудь рассосется. Заводить любовные шашни в этой командировке Кторов не собирался, ему говорящего кота с головой хватило.

Дал ему кот пищи для размышлений!

— Ты не отвлекайся, — строго сказал Баюн Полосатович. — Чеши давай! Я тебе кто теперь? Теперь я тебе кто-то вроде агента, даром что подписку не давал. Был такой у царя человечек, Зубатов ему была фамилия. Так вот он говаривал, что для пользы дела жандарм должен любить своего агента, как члена семьи. Я на это не претендую, но чесать тебе еще учиться и учиться. Помню, у нас здесь однажды князь Вяземский квартировал. Дворянин, но с обхождением. Вот он кошачью душу понимал!

И с меня сразу всего не требуй. Тайна, брат, она тогда удовлетворение от разгадки дает, когда эта разгадка не сразу постигается. А ты думал: вени, види, вици? Как не так, Антон Георгиевич, как не так! Вот тебя завтра бойцы из ЧОНа с собой позовут. Как писателя, конечно. Лестно же перед писателем предстать героем в белых одеждах, этаким дон Кишотом. Ты, конечно, откажешься. И зря, хочу тебя предупредить. Многое узнаешь, многое увидишь, да и народец к тебе доверием проникнется. А ведь это главное — расположения да доверия добиться. Ты, главное, наган с собой возьми, в нем у тебя пули особые — серебром пахнут.