Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

Из города мы выезжали уже вечером. Ехали, как и полагается рядовому составу, в кузове полуторки, на досках кузова еще темнели пятна крови, небрежно забросанные старой трухлявой соломой. Резко похолодало, и от порывов ветра плохо спасали шинели и натянутые на уши пилотки. Небо затянули обложные тучи. Они низко прижимались к земле, и только на востоке у горизонта была светлая полоска, не обещавшая, впрочем, хорошего завтрашнего дня. Немцы имели полное превосходство в воздухе, некоторое время за нашей машиной гонялись сразу два истребителя врага, но вокруг были хвойные леса, машина среди деревьев пряталась, и скоро немцы сообразили, что напрасно жгут горючее, и ушли на запад. Да и вечер уже наступал, стоял сентябрь, темнело рано и быстро.

Дважды на временных контрольно-пропускных пунктах у нас проверяли документы. Проверки были тщательными, каждый раз приходилось спрыгивать на землю и подставлять физиономии пронзительным лучам ручных фонариков. Один раз нашему командиру пришлось даже идти в землянку и связываться с кем-то из своего начальства. Что это было за начальство, я не знал, но, судя по расторопной распорядительности бойцов с КПП, в армии они пользовались немалым авторитетом. А у нашего коы прибыли, дислоцировалось близ Тихвина.

Ночью город бомбили и в ночном небе, утыкаясь в низкие облака, бродили лучи прожекторов. Все напоминало фантастический роман английского писателя Уэллса, в котором повествовалось о вторжении марсиан на Землю. Но немцы не слишком отличались от этих марсиан. Пока я был дома, сводки Информбюро постоянно сообщали о зверствах, которые германская армия творила на оккупированных территориях. Даже становилось страшно, что они могут одержать верх над нами.

Глядя на гуляющие лучи прожекторов, я думал о Ленинграде. Больше всего мне хотелось, чтобы армия отогнала немцев от города. Тогда я не знал, что все еще только начинается и мне еще придется работать в осажденном городе вместе с ленинградским уголовным розыском, решая задачу, не менее фантастическую, чем отражение вторжения марсиан.

Окончательно замерзнув, я вернулся в дом.

Востриков и Дворников сидели за столом. На столе стояла открытая банка разогретых мясных консервов, тощенькой грудой серел тонко нарезанный на маленькие кусочки хлеб, в трех кружках дымился горячий чай.

— Аркадий, — сказал Дворников, — присаживайся, поешь. На сытый желудок и спать веселее, верно я говорю, Федя?

— Верно, — согласился Востриков. — Сказано у Луки: просите, и дано будет вам. Если кто попросит яйца, кто подаст ему скорпиона?

— Понял, — покладисто согласился Дворников и достал из своего сидора фляжку в зеленом матерчатом футляре. — Аркадий, примешь для сугрева граммов пятьдесят? А то одному неинтересно, а Федор у нас непьющий мандира имелось красное удостоверение, в котором проставлена горизонтальная восьмерка, и это тоже впечатляло проверяющих.

Подразделение, в которое м

— Не то чтобы непьющий, — с некоторой обидой сказал поп. — А не хочу!

Выпив, мы поговорили немного. Никто из троих о нашей будущей службе ничего не знал, но было удивительным, что всех нас, таких разных, собрали воедино.

Дворников действительно был механиком на заводе «Большевик», придумал там с десяток приспособлений, улучшающих работу. Что они на заводе делали, Дворников не говорил, но и так было понятно, что на оборонную промышленность работали. Об изобретательской стороне своей работы Дворников рассказывал немного. Мы с расспросами тоже не лезли, не друзья, в самом деле.

Федор Востриков окончил духовную семинарию. Распределен был на приход, но получить его не успел, занимался научной работой. Я и не подозревал даже, что у попов тоже существует своя наука, присваиваются звания, пишутся аналитические труды. Нас учили, что религия — опиум для народа, что все попы — мракобесы, для которых настоящая наука — просто пустой звук. Сроду я не знал, что товарищ Сталин в молодости сам в духовной семинарии учился. На мой взгляд, это высказывание Вострикова было контрреволюционным, ерунду он плел, не мог товарищ Сталин в бога верить, а тем более в духовной семинарии учиться. Но Дворников мне авторитетно объяснил, что пусть в кратком курсе истории ВКП(б) этого нет, но в официальной автобиографии вождя учеба в духовной семинарии нашла свое отражение. Потому он и вождь, что обошел превратности жизни, выбрал правильный путь и пошел в революцию. Я со старшими никогда не спорю, не стал и на этот раз. А вот что меня особенно удивило, так это тот факт, что в семинарии классиков марксизма-ленинизма изучают, и еще труды Плеханова, Бебеля, Смита.

— Для чего? — спросил я Вострикова.

— Видишь ли, Аркадий, — сказал тот. — Для того чтобы отстаивать веру, надо знать, что о ней говорят мыслители.

Дворников внимательно посмотрел на него, засмеялся, хлопнул Вострикова по плечу и сказал:

— Молодец!

Первую ночь на новом месте спалось плохо. Сквозь зыбкий сон я слышал, как кто-то входил и выходил, как в сенях бряцали оружием, как кто-то возился в углу комнаты, устраиваясь на ночлег, а утром, когда прямо за стеной суматошливо заголосил петух, я встал усталый и вялый, чувствуя, что за время путешествия на полуторке меня немного просквозило. Впрочем, в действующей армии такие недомогания не в счет. Организм привыкает к самым невыносимым условиям и быстро справляется с ними. Однажды мы с Дворниковым двое суток просидели в промерзшем окопе в отсыревших от влаги шинелях. Даже насморка не получили! И, заметьте, безо всякого спирта! Сергей Семенович всегда был человеком запасливым, но в тот самый раз у него ничего не оказалось. Впрочем, нам это не повредило. Тут, конечно, я несколько забегаю вперед.

Утром нас повели по начальству.

— Чего ты мне их суешь? — сказал моложавый, но с седыми висками майор, сидевший в кабинете начальника особого отдела полка. Он горбился за столом, слева от него были составлены друг на друга черные парты, а за спиной на неубранной со стены школьной доске краснел свежий плакат, на котором комсомолка в красном платке прижимала палец к губам: «Не болтай!». — Тебе с ними работать. Твои кадры, ты их и воспитывай.

Мы стояли перед ним навытяжку в классе сельской школы, занятой под штаб.

Майор прошелся перед нами, внимательно вглядываясь в каждого.

— Задачи перед вами будет ставить капитан Скиба, — сказал он. — От себя добавлю: вам надлежит шевелить мозгами вдвое больше, чем кадровым розыскникам. Обычными шпионскими историями заниматься категорически запрещаю. У нас достаточно профессионалов, чтобы справиться с диверсантами. Ваша работа там, где пахнет чертовщиной. Согласен, слышать это от меня вам дико, но иного сказать просто не могу. Каждому из вас с сегодняшнего дня присваивается звание сержанта Наркомата государственной безопасности. Как вы сами понимаете, это накладывает определенный отпечаток на всю вашу жизнь. Как себя вести в той или иной ситуации, вам объяснит капитан. Ко мне вопросы есть?