Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

А еще через день уже Востриков позвал меня на ночной аэродром.

— Веришь в Бога? — спросил он.

Присев на корточки около выхлопного патрубка двигателя, поманил меня рукой.

— Давай! — крикнул он.

Двигатель взвыл.

— Еще! — крикнул отец Федор.

Двигатель снова взревел.

Отец Федор встал, вытирая руки темным снегом.

— Видел? — спросил он.

Я кивнул.

— Слава Богу! — довольно сказал бывший семинарист. — А то я уже подумал, что чокнулся. Нет, ты и в самом деле видел?

— Я же сказал!

Дворников нам не поверил.

— Жуть, — прокомментировал он. — Мрак. Вы эти сказки девочкам рассказывайте! Ты, Аркаша, сегодня с Лялей гулять собрался? Вот ей и расскажи.

Сам он безуспешно пытался наладить отношения с майором Горькавой, ничего у него не вышло, поэтому он и злился на весь свет.

Конечно, в чем-то Дворников был прав. Расскажи я Лаггеру о том, что мы увидели среди искорок, вылетающих из выхлопного патрубка, он бы точно посчитал меня сумасшедшим. И любой бы посчитал меня за психа, если бы я ему рассказал, что видел в снопе искр маленького мужичка в малиновом кафтане, зеленых штанах, заправленных в сапоги, и тирольской шляпе с торчащим из нее гусиным перышком. Он показался на мгновение, выскочил из патрубка, внимательно и озабоченно оглядывая его, заметил нас, ошеломленно замер, балансируя на краю отверстия, и торопливо шмыгнул в недра машины. И все-таки мы с Востриковым достаточно хорошо разглядели его.

— Нечистая сила, — авторитетно сказал отец Федор. — Я читал. Сравнительно молодая нечистая сила, их еще гремлинами зовут. Ты заметил, что пальцы у него с перепонками и присосками?

Этого я не заметил. Но достаточно внимательно разглядел малиновый кафтан и озабоченное личико человечка. Словно он осматривал самолет перед боевым вылетом.

Ляля моему рассказу не удивилась.

Мы с ней брели по полю, когда я начал рассказывать ей о маленьком человечке, которого мы увидели в самолете.

— Значит, вы тоже знаете, — сказала он. — У меня тоже такой есть. Его Гансиком зовут. Он у меня в планшетке живет. Такой забавный! Только ты никому не говори, Аркаша, ладно?

— Так все неисправности от них, — сказал я. — Мы вредителей ищем, а они в планшетках ваших живут!

— И никакой он не вредитель! — обиделась Ляля. — Славный человечек. Он постоянно за машиной следит, даже ремонтирует ее потихонечку, когда все спят. Только я не думала, что и у других такие есть. Думала, мне одной повезло.

— А посмотреть на твоего гномика можно? — спросил я.

— Не знаю, — Ляля покраснела. А может, румянец на ее щеках был от мороза? Только от этого она была еще более красивой. — Надо его спросить. Только он по-русски плохо говорит, так, отдельные слова знает.

Гремлин на встречу согласился.

— Ты немецкий знаешь? — спросил я капитана Лаггера.

Капитан замялся.

— Учил когда-то, — неопределенно сказал он.

— Я знаю, — сказал Дворников. — В двадцать девятом к нам в бюро немцы приезжали, так я с ними неплохо шпрехал.

В маленьком личике гремлина высвечивалось лукавство. Он непринужденно сидел на столе в своем малиновом кафтане и зеленых штанах, похожий на крошечную игрушку, сделанную каким-то умельцем для девочки по имени Ляля. С непринужденным любопытством он разглядывал нас, а уж мы-то на него пялились во все глаза.

— Ну? — с недовольным видом сказал гремлин.

Оказалось, что Дворников сильно приукрасил свое знание немецкого языка. Не знаю, как он там шпрехал с немецкими конструкторами, быть может, что более вероятно, это немцы хорошо знали русский язык, но с гремлином они объяснялись, с трудом понимая друг друга. Порой их беседа больше напоминала мучительный допрос, в котором одна из сторон не знала, как ей спросить, а вторая откровенно не понимала, как ей ответить. В принципе, мы все угадали правильно. Так оно все и было. Операция «Тойфельхен» была задумана специалистами из немецкого мистического института «Наше наследие». В одном они, правда, промахнулись, на оставленном немцами аэродроме разместили не истребительный полк, а ночные бомбардировщики с женскими экипажами. И надо же было такому случиться: летчица Алевтина Ступина познакомилась с одним из маленьких диверсантов. Оказалось, что гремлинам тоже не чужды такие чувства, как дружба, товарищество, взаимовыручка и рыцарская верность. По крайней мере, тому, кто подружился со Ступиной. Руководил ими старший гремлин, который обитал в планшетке командира полка. По словам Лялиного знакомого, он-то и был нехорошим существом, который заставлял остальных заниматься недостойными делами.

— Я — рабочий, — сказал гремлин, для убедительности выставляя вперед перепончатые лапки с белыми присосками на ладонях. — Я у Порше работал, у Хейнкеля с Мессершмиттом, меня Удет лично знал! Не раз в моторе его истребителя грелся. Но вы ведь понимаете, с начальством спорить — себе дороже! А этот подлец всех под себя подмял. Но я его команд никогда не выполнял, вон девушка может подтвердить, даже наоборот — вытаскивал свой экипаж из разных передряг.

— Он правду говорит, — тихо подтвердила Ляля.

Майор Горькавая сидела в темном углу, выпучив глаза, и молчала. Ей и в бредовом сне не мог привидеться такой допрос.

Капитан Лаггер отвел меня в сторону.

— Слушай, — сипловатым от простуды голосом сказал он. — Ну не может капитан Лаггер договариваться с фашистами! А эти уродцы, как ни кинь, из того же стада. У капитана Лаггера есть нормальное предложение: собрать все эти планшетки и сжечь их к ядрене фене.

— А если не поможет? — возразил я. — Ты же должен понимать, капитан, они в машинах живут. Говорят даже, что это духи пилотов, которые погибли в Первую мировую войну, до этого такой техники не было. Ну, скажем, пожжем мы планшетки, а они в моторах будут и дальше копаться. Нас же за это по головке не погладят, будь уверен. Это только говорится, что дальше фронта не пошлют, больше пули не дадут. Есть, товарищ Лаггер, такие наказания, что по сравнению с ней пуля чистым милосердием покажется.

Только Лаггера не переспоришь. Стоит он и на ухо мне свое поет.

— Ты же помнишь, как недавно на нашем фронте красноармейцы с немцами братались. Помнишь, чем все это кончилось?

Сравнил тоже! Там чистокровные фашисты против наших солдат стояли, и нашлись продажные душонки, которые Родину на ихний шнапс выменяли, а здесь мы имели дело пусть и с нечистой силой, но ведь не с гитлеровцами. И на компромисс с ними можно было пойти. Тем более что летать они, если я правильно понял, больше жизни хотели. Аж лапки перепончатые дрожали.

Пока мы с капитаном Лаггером шептались, Дворников отдельными немецкими словами, жестами и междометиями с Лялиным гремлином о чем-то договорился. Они сидели, довольно кивая друг другу. Все портил лишь крошечный рост гремлина, а то бы собеседники походили на двух бытовых пьяниц, которые в душевном разговоре выяснили, что друг друга они в достаточной степени уважают, и даже — в знак этого уважения — каждый из присутствующих готов был на последний шаг, доказывающий высшую стадию уважения, — шустро сбегать в магазин, за скрепляющей дружбу поллитрой.