Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

И тут я допустил ошибку. Не учел положения солнца.

Солнечный зайчик пробежал по стеклу, отразился от потолка, кувырнулся на столе перед «майором». Серое лицо исказилось гневом. Несомненно, монстр понимал или точно знал, что можно увидеть, глядя на него через зеркало. Отбросив ручку, он вскочил из-за стола, на мгновение прильнул к стеклу окна. Это было отвратительное зрелище, пристальный цепкий взгляд его невыразительных глаз внушал потаенный ужас. Я поймал себя на том, что по моей спине ползут капли пота. «Майор» скрылся в глубине комнаты.

— Он все понял, — сказал я. — Он все понял, Федя!

— Нельзя, чтобы он сбежал! — отец Федор возился в своем ранце. — Надо его остановить!

— Остановим! — уверенно сказал Паша Дроздов и передернул затвор автомата.

Когда мы подбежали к дому, майор садился в «эмку». Выглядел он обычным человеком — плотный, рыжеусый, со спокойным несуетливым лицом. И в машину он садился безо всякой суетливости, понимал, гад, что торопливостью привлечет к себе ненужное внимание.

Несколько красноармейцев, куривших у входа дом, с недоумением наблюдали, как мы бежали к дому.

— Стоять! — крикнул Дроздов.

Машина взревела и, набирая скорость, ринулась прямо на нас.

Дроздов хладнокровно опустился на колено и дал очередь по машине. Я видел, как пули оставили на ветровом стекле цепочку звездчатых отверстий. С такого расстояния промахнуться было невозможно. Некоторое время «эмка» продолжала движение, постепенно ее стало уводить вправо, она пронеслась мимо Дроздова, едва не зацепив его, и уткнулась радиатором в забор соседнего дома. Мы рванулись к машине, вскидывая автоматы и слыша яростные крики у себя за спиной. «Майор» был мертв, по крайней мере, две пули угодили ему в грудь. Востриков открыл дверцу со стороны водителя, и «майор» вывалился из машины, раскидывая руки по земле. Лицо его казалось смазанным.

— Бросай оружие! — крикнули у нас за спиной.

Обернувшись, мы увидели окруживших нас бойцов и спешащих к машине лейтенанта Соколовского и Дворникова.

— Отбой, славяне, особый отдел! — повелительно крикнул Дроздов, поднимая над головой свернутое удостоверение. — Опустить оружие!

— Что произошло? — вклинился в толпу Соколовский.

— Да вот эти… они нашего майора положили, — сказал рослый пожилой красноармеец в ватнике и пилотке. — Говорят, из особого отдела!

Но лейтенант уже не слушал их. Остановившись, он с ужасом разглядывал свисающего с водительского сиденья «майора». К тому времени метаморфоза уже завершилась, личины, скрывающей его страшную морду, не стало, обозначилось страшное серое лицо с дряблой кожей и хищно разинутым ртом. Зубы у него были… Никогда их не забуду. Острые, длинные, они напоминали циркулярную пилу, развернутую вовнутрь. И лапы… Руками их назвать уже было невозможно. Цепкие лапы с длинными пальцами, которые еще более уродливо удлиняли когти. Такими когтями можно было снять шкуру с медведя!

— Да что же это? — истерично и испуганно вскрикнул все тот же пожилой боец. — Это же не майор!

Бойцы зашумели и придвинулись ближе, жадно разглядывая труп, а потом, не сговариваясь, отхлынули назад. Увиденное произвело на них впечатление.

Соколовский медленно приходил в себя.

— Дроздов, Дворников, Масляков! — приказал он. — Отогнать людей! Обеспечить охрану… трупа!

— Ты глянь, — сказал Дворников. — Обычная пуля взяла!

— Не совсем, — возразил Дроздов. — В этом диске и серебряные были. На всякий случай. Патроны ведь что к ТТ, что к ППШ, вот я и снарядил один кругляш особым образом. Как видишь — в масть попал!

Все дальнейшее затянулось. Составление необходимых документов, обыск вещей «майора» (кстати, как я и ожидал, ничего особенного мы не нашли). Потом мы искали машину, чтобы отправить труп в штаб армии, изымали документы, по которым прибыл в часть наш «майор» и встал на довольствие. Домой мы отправились уже в сумерках. Соколовский сел в кабину. О чем он думал там, я не знаю, боюсь, что его желание пройти войну без мистики и суеверий подверглось в этот день серьезному испытанию. Сергей Семенович Дворников сидел рядом со мной. Лицо его ничего не выражало. Совершенно пустое лицо. И в разговоры он не вступал до самого нашего расположения.

Я слушал, как спорят Востриков и Дроздов о происхождении убитого монстра, и тихонько радовался тому, что эта тварь уже никогда никого не убьет. Страшно подумать, при некоторых обстоятельствах он вполне мог взяться подвезти Лялю. От этой мысли у меня в груди все холодело. Страшно было даже подумать, что все это могло произойти именно так, и вместе с тем я никак не мог отогнать эту жуткую мысль.

Вернувшись, я сел писать Ляле письмо. Письмо получилось нескладным, хотелось рассказать многое, и вместе с тем ничего нельзя было рассказать: цензура моих историй никогда бы не пропустила. И еще мне очень хотелось написать, что я ее люблю, но я так и не посмел этого сделать. Вместо этого я долго и путано писал о наших странствиях в лесах, о стычках с немцами и о довоенном Ленинграде, который мы с ней вспоминали во время наших прогулок. Закончив свое нескладное письмо, я свернул его в треугольник и сунул в планшетку, чтобы отправить с ближайшей оказией в полк, где служила Ляля.

Покончив с этим, я вышел из нашего шалаша, утепленного мохом и двумя старыми байковыми одеялами, полученными по блату в хозо.

Сергей Семенович Дворников сидел у огня.

Сначала я даже не понял, что он делает. Сергей Семенович доставал по одной из кармана шинели карты с голыми немками, методично рвал их на несколько частей и бросал в тлеющий костер. Карты были сухими, они легко вспыхивали, и короткие сполохи пламени освещали унылую фигуру Дворникова и его печальное лицо.

— Вот так, Аркаша, — сказал Сергей Семенович. — Такая девка была! Такая девка! — Помолчал немного и с неожиданной яростью сказал: — Не добрался я до него! Зубами бы порвал!

И это была ненависть, которую легко понять. Я сел рядом и неожиданно подумал, что труп «майора» сейчас трясется в полуторке, идущей на Ленинград. Наверное, шоферу было очень неуютно его везти, а быть может, боец даже не поинтересовался, кого повезет, и ехал сейчас, напевая что-нибудь из репертуара Клавдии Шульженко или Лидии Руслановой, нимало не задумываясь над вопросами жизни и смерти, даже не подозревая, какого страшного мертвеца он везет. В конце концов, как сказал какой-то грек, смерть — это то, что не имеет к нам никакого отношения. Пока мы живы — ее нет, когда она приходит — перестаем существовать мы. И все-таки хотелось узнать, где же обитают эти страшные твари, почему мы с ними не встречаемся в мирное время? Или они обитают бок о бок с нами, просто мы не задумываемся об их существовании, а потому видим в них не истинную сущность, а только то, что они пытаются вообразить нам или то, что мы хотим видеть, чтобы не испытывать беспокойства и страха, перед ежегодно раскрывающейся жизнью? Быть может, и в мирное время они рядом с нами, чтобы не давать нам покоя, иначе почему совершаются преступления, которые никогда не сможет совершить нормальный человек?