Сергей Синякин - Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли

— На ощупь, значит, — объяснил Дворников.

— Так и говори, — сказал Дроздов и передернул затвор.

Сухо щелкнул боек.

Дроздов удовлетворенно улыбнулся.

— Значит, так, славяне, — подвел итог капитан Скиба. — Хотим мы этого или не хотим, а гада ловить нам придется. Для самоуспокоения. Если он существует, все в порядке. А если его нет, и случаи опять и опять повторяться станут, нас никакие объяснения не спасут. Скажут, что умничаем.

И мы начали ловить неуловимого летучего гада.

Сразу встал вопрос — как его отличить от обыкновенной гадюки или, скажем, полоза желтобрюхого. Я в лесах почти не бывал, только и знал, что уж отличается от всех прочих ползающих гадов округлой головкой и желтыми пятнышками рядом с ней. Дальше мои познания не простирались. Для меня этот самый желтобрюхий полоз ничем не отличался от болотной гадюки. Познания Паши Дроздова не шибко отличались от моих. Думаю, что и Востриков, как бы он не хорохорился, при случае ухватил бы гадюку за хвост, принимая ее за безобидного ужа. Вся надежда у нас была на Сергея Семеновича, которого в молодости кусала гадюка. «Полез я за ежевикой, — рассказывал Дворников. — На самом низу, у земли такая ягодка чернела! И не видел, что рядом эта сволочь свернулась. Даже ягодки не успел сорвать, как она меня жиганула. Поначалу я даже не понял, что случилось. Потом смотрю, а около запястья четыре белых точки. А потом рука покраснела, распухла, иду по лесу, несу ее как березовое полено… Два дня в хате у тестя в полном забытье лежал, думал коньки откину. Обошлось! Но теперь я эту стер-возу с первого взгляда распознаю. Я ее от кого хочешь отличу!» Сомнения на этот счет у нас, конечно, были, но мы решили держать их при себе.

Еще у нас были указания покойного дедка. Старичок рассказывал, что гад летучий был длиной около метра, круглоголовый, и от головы у него по хребтине сантиметров на двадцать тянулся перепончатый гребешок вроде петушиного. Описание было сомнительным, в жизни не слышал, чтобы у змей гребни на спине росли.

Но если начальство сказало — ловить, а с начальством, как известно, не спорят.

Задача была не из легких.

Нельзя было сбрасывать со счетов, что летающий гад мог быть воображением выжившего из ума дедушки. Уж больно древним был старичок, с которым мы беседовали, такой вполне мог сказку, слышанную от бабушки в детстве, выдать за реальность. И сделал он с огромным желанием помочь родимой Красной Армии в борьбе с проклятыми оккупантами. Помнится, он даже на полном серьезе предлагал наловить несколько мешков таких змеюк и сбросить их на парашютах в немецкий тыл. Бредовая идея, я бы совсем не удивился, если некоторые наши начальники приняли эту идею на вооружение.

К тому же если этот самый летучий гад и существовал, сразу вставал вопрос, как его ловить. Ловлю змей я представлял в основном по довоенному научно-популярному фильму, который рассказывал о работе советских серпентологов в Средней Азии. Там они поступали просто: выслеживали змею, подкрадывались к ней, пугали, заставляя принять боевую стойку. А затем ловким движением хватали ее за туловище чуть пониже головы и сразу же придавливали специальной рогулиной хвост, чтобы змеюка не трепыхалась, а потом засовывали ее в мешок. Но скажите на милость, как можно подобным образом ловить змею, которая плюется ядом, вызывающим галлюцинации у жертвы, и при этом способна летать на десятиметровой высоте на расстояние тридцать метров. Про летающих змей я у Шомбурга читал, описывал он одну такую змею, которая водилась в Африке. Но как она называлась и каким именно способом летала, я напрочь не помнил. Вроде бы она раскачивалась на ветке, тот срабатывал, как трамплин, а дальше она увеличивала длину своего полета, извиваясь и сокращая мышцы. Впрочем, в той книге и про гадюк много рассказывалось, но ничего из написанного о них я тоже не помнил.

Дворников предлагал расставить на змею сети. Разумеется, после того, как мы ее выследим. Использовать, по его мнению, можно было камуфляжные сетки, которые использовались для того, чтобы надежно замаскировать позиции и технику. Но, во-первых, таких сеток и для дела не хватало, а во-вторых, и это было самым главным, такой способ ловли показался всем не слишком надежным. Вот тут-то мы все и вспомнили о противогазах, которыми никто и никогда не пользовался. На весь батальон связи, при котором мы жили в нашей командировке, нашлось всего четыре противогаза, и то без клапанов. Остальные бойцы давно выбросили, за ненадобностью, используя противогазные сумки для хранения боеприпасов и разных нужных в армейском хозяйстве мелочей.

У начхима нашлось несколько резиновых перчаток. Полной гарантии, что гад их не прокусит, конечно же не было, но само их наличие вселяло некоторую уверенность в том, что наша затея закончится благополучно.

— Черт знает, чем мы занимаемся! — сказал в сердцах капитан Скиба, глядя на наши приготовления. — Хлопцы воюют, диверсантов и шпионов ловят, в разведках жизнью своей рискуют, а мы ловим какого-то гада, который науке неизвестен. Все равно скоро отступать придется, немец прет. Так пусть он и столкнется с этими летающими гадюками, пусть и решает все эти проблемы. Если они парочку десятков фрицев на тот свет своим ядом отправят, лично я возражать не стану.

Он даже поехал куда-то докладывать свои соображения, но к вечеру вернулся злой, сконфуженный и недовольный.

— Ну что, товарищ капитан, отбой? — поинтересовался Дворников. — Что там начальство сказало?

— Работайте, — сказал Скиба и сплюнул.

Понимать все это надо было так: начальство Скибу выслушало, но предложений его не одобрило. А может, и согласилось оно с капитаном, доложило эти соображения наверх и получило, как говаривал капитан, нерезаного гарбуза, каковой в его родном селе подносят незадачливому и нелюбимому ухажеру, вздумавшему вдруг посвататься. Не знаю, какие соображения двигали нашим начальством, лично мне казалось, что важнее всего воевать с германцами, а все остальное было делом второстепенным. Но начальству ниже спины не заглядывают. Сказано — работать, вот мы и занимались этим безнадежным делом.

Вокруг нас кипела война.

И только мы возились в ближнем тылу. В последнюю декаду апреля имели место еще несколько случаев гибели красноармейцев, при обстоятельствах, заставивших начальство поторопить нас. Поторопить — это мягко сказано. Рык был такой, что его, наверное, слышали в Ленинграде.

В эти дни мы получили неожиданный приварок к нашему голодному пайку. В зарослях бойцы обнаружили раненного в ноги лося. Никто не решался подойти к нему, памятуя о мощи животного. Сделал это наш бесстрашный Паша Дроздов, который взял у одного из красноармейцев винтовку с примкнутым к ней штыком и с расстояния дважды ударил его штыком в шею. Животное не сопротивлялось, лось устал от испытанных мучений и сам хотел смерти. Мясо лося делили по справедливости, но Дроздову, как главному добытчику, достался большой кусок печени и легких, вместе с внушительным куском мякоти с хребта. Запах похлебки дурманил голову. После сытной похлебки хотелось лежать и смотреть в низкую серую кисельную гущу туч, собирающихся пролиться скорым дождем.