Андрей Столяров - Темные небеса

Заодно выяснилось, откуда у арконцев такие подробные сведения о нас. Электромагнитные волны (радио и телевидение), попадая в «туннель», проносятся по нему мгновенно и почти без рассеивания. Как только на Земле начались первые регулярные радиопередачи, арконцы получили возможность изучать жизнь людей практически в реальном времени. А вот обратная связь («снизу вверх») блокируется встречным «течением»: даже мощный нейтринный луч тут же расплывается в нем, как чернила в воде.

В общем, получили мы не так уж и мало. Пусть технологическая конкретика в данной информации не присутствовала, зато были ясно очерчены некоторые перспективные гносеологические направления — конфигурация наших знаний в некоторых областях стала совершенно иной. Да и бог с ними, с конкретными технологиями! На нашем уровне цивилизационного бытия хватает и тех, что есть. Главным, на мой взгляд, было то, что потерпела крушение гипотеза уникальной Земли. Прервалось Великое молчание космоса, длившееся тысячи лет. Мы уже не могли в самоупоенном восторге рассматривать себя в качестве центра Вселенной. Нас ожидали удивительные философские метаморфозы, которые, постепенно просачиваясь в сознание, должны были в корне изменить нашу жизнь.

И все же, если в целом охарактеризовать настроение этих дней, то его можно было бы определить как сильнейшее разочарование. Развеялись надежды на быстрое преобразование человечества, на ослепительное, прекрасное будущее, которое иной, высший разум мог бы нам дать. Стало ясно, что мы не получим ни удивительных технологий, ни панацей от болезней, ни перспективных социальных идей. Никаких земных проблем арконцы решать не намерены. Врач лишь осмотрел пациента, но не предложил ему никаких лекарств. Мы останемся в прежнем межеумочном состоянии: в гнетущей лихорадке противоречий, в коросте и язвах абсцессов, которые не умеем лечить, озлобленные на всех, испуганные сложностью мира, в котором непонятно, как жить.

Мы чувствовали себя обманутыми. Нам обещали праздник с аттракционами, с тысячами ярких огней. Нам показали зал, где, переливаясь, заманчиво сверкали подарки. Мы услышали музыку, предвещающую игры и смех. А потом вдруг выключили в том зале свет и заперли дверь.

Невольно всплывал главный вопрос. Зачем арконцы все-таки к нам прилетели? Особенно если учесть энергетические издержки пути.

Что им в конце концов нужно от нас?

— А что нам нужно от муравьев? — спросил как-то Чак. — Не природе, где они включены в экологический круговорот, а именно нам, человечеству? Муравьиную кислоту мы уже давно получаем промышленными методами. То же самое с формиатами, которые вроде бы где-то используются. А в остальном — лишь бы они не мешали. Если же станут мешать, например поселятся в доме, мы будем их беспощадно травить.

Конечно, это был не ответ.

Ответ на данный вопрос нам могли предоставить только сами арконцы.

И мы довольно скоро этот ответ получили.

Правда, мне кажется, что уж лучше бы мы пребывали в неведении.

Зачем человеку знать, что он смертельно болен, что болезнь скоротечная и что надежды на спасение у него нет.

— Ни хрена себе! — говорит Алена, глядя в окно. — Их там, наверное, человек пятьсот.

Она в утреннем домашнем халате, который сейчас поспешно застегивает.

— От силы — сто пятьдесят, — отвечает Ефим. Осторожно, взяв Алену за плечи, сдвигает ее за штору. — Вот так. Не надо, чтобы нас видели. Любое движение может спровоцировать… спровоцировать…

Он не знает, какие слова подобрать, чтобы успокоить ее.

В это время в подоконник ударяет еще один камень — отскакивает от наличника, щелкает по стеклу, но, к счастью, не разбивает.

Алена вскрикивает и отшатывается.

— Звони в полицию!

— Полиция уже здесь, — говорит Ефим. — Видишь машину? Бекасов еще вчера поставил дежурный пост.

— И где они?

— Что могут двое полицейских против целой толпы?

— Тогда пусть присылает ОМОН!.. В конце концов ты — мэр или кто?

Сквозь приоткрытую форточку доносится шум, крики, невнятные голоса:

— Предатели!..

— Крысы!..

— Долой!..

И что-то еще неразборчивое.

— Тогда — я сама ему позвоню!

— Ты вот что, — говорит Ефим, оттягивая ее от окна, — во-первых, оденься. Первая леди! Так и будешь в халате ходить? А во-вторых, иди к мурашам. Разбуди их, тоже одень. Вообще — будьте готовы.

— К чему?

— Ко всему!.. Вниз пока не спускайтесь.

— Ты только не вздумай выходить к ним — с речами…

— Ладно, ладно — иди!

Звонит сотовый телефон.

Ефим вглядывается в экран:

— А вот и он сам.

Бекасов, начальник полиции, размеренным, как всегда, голосом интересуется:

— Ефим Петрович, как вы там? Мне доложили, что у вашего дома — толпа.

— На штурм пока не идут.

— Ну это пока… Мы тоже — в осаде. На площади собралось, по нашим оценкам, четыреста человек. ОМОНа, как вы знаете, у нас неполное отделение. Если что — нам мэрию не удержать… В общем, есть такой вариант. Звонил Керимов, предлагает перенести штаб к нему. И местоположение удобное — легко защищать, и личную охрану он успел подтянуть, еще пять бойцов…

— Не знаю… Мэр города ринулся за помощью к криминальному авторитету.

— Керимов уже не авторитет, он — бизнесмен. То есть, конечно, авторитет…

— А я что говорю?

— Ефим Петрович, другого выхода нет.

— А как же город?

— На все у нас сил не хватит. Если я выведу своих людей на улицу, их просто сомнут. Не забывайте: две трети личного состава полиции сейчас отправлены к блокпостам, отзывать их оттуда нельзя… «Чок-гвардия» ваша — там же… Ефим Петрович, алло!.. Вы сможете добраться до Керимова самостоятельно? Или я попробую выслать за вами наряд. Правда, это рискованно. Полицейские в форме только раздражают толпу…

Ефим до белизны в пальцах стискивает телефон.

— Доберемся сами…

— Хорошо. Тогда мы вас ждем… И, Ефим Петрович, советую: захватите семью. Мало ли что. Сейчас лучше не оставлять их одних…

Несколько секунд Ефим стоит, пытаясь сообразить, что делать. Просверком мелькает безумная мысль: выйти к людям, поговорить с ними по-человечески, объяснить, что от администрации города почти ничего не зависит. Сказать им: мы же не специально. Сказать им: мы же не можем дать больше того, что у нас есть. Сказать: ну опомнитесь, ну оглянитесь вокруг, если в городе воцарится анархия, всем станет хуже, вам — в первую очередь… Впрочем, порыв тут же гаснет. Ефим понимает, что Алена права. Ни к чему хорошему это не приведет. Толпа есть толпа, ее можно призвать на подвиг, призвать на месть, призвать даже на смерть, и она пойдет — босыми ногами по углям, преодолевая ужас и боль. Но взывать к ее разуму, остудить эмоции логикой — это абсурд. Он не народный трибун. Ему такое чудо не сотворить.