Андрей Столяров - Темные небеса

Честно говоря, я не знал, что мне делать. Было совершенно понятно, что в такой ситуации нельзя даже заикаться о будущей катастрофе. Если пробежит хотя бы догадка об истинных планах арконцев, то та бесноватая пена, которая пока просто переваливается через край, мгновенно поднимется, хлынет и зальет кипятком все вокруг. Собственно о том же предупреждал и Виллем: если обнародовать негативный прогноз, то вероятность глобального потрясения возрастет не менее чем на десять процентов. Прогноз станет самосбывающимся. Обвал будет не остановить. Я вовсе не хотел быть тем камешком, который сдвинет лавину с горы.

Больше всего меня пугало мое собственное состояние. Мир погибал, крошился, растрескивался, рушился на глазах, он целыми живыми кусками сползал в огненный ад, скоро от него не останется ничего, кроме дыма и пепла, а я по-прежнему, как будто у меня заморожены сердце и мозг, спокойно завтракаю, хожу на тягостные, бессмысленные «собеседования» в комиссию, воюю с мадам ван Брюгманс, поддевая ее гендерными комплиментами, сражаюсь с доктором Менгеле, иронизирую над непрошибаемой медсестрой. Вообще — размеренно и тихо живу. Такое ощущение, что мне все равно. Или катастрофа слишком масштабная и потому не укладывается в сознание? Или человечество, включая меня самого, уже не имеет в моих глазах никакой цены?

В таких настроениях протекли у меня восемь дней. Они слиплись в ужасный ком, внутри которого ничего было не разобрать. Проступали лишь какие-то мелочи: нападение на конвой, везший воду, из-за чего ее выдача была существенно ограничена, отказ половины кондиционеров, не выдержавших пыльной бури (хорошо еще, что при этом не пострадал медблок), гипотеза, неожиданно высказанная мадам ван Брюгманс, что Юсеф «взял под контроль», то есть загипнотизировал, нескольких человек, в том числе и меня (что, в свою очередь, было следствием «инцидента первого дня»), и последнее время управлял нами как кукловод.

Все это смешивалось и путалось.

Все это искажалось, сминалось, заливало сознание стеариновой немотой.

Я постепенно терял сам себя.

И только в ночь на девятый день я, словно подброшенный, вдруг распахнул глаза и ощутил вокруг настороженную, непривычную тишину.

Что-то произошло.

В бокс просачивалось звериное, отдаленное завывание за окном.

Надрывалась сирена.

Я повернул голову.

Часы показывали половину третьего.

А когда я щелкнул выключателем лампочки, она — против ожидания — не зажглась…

Как ни странно, первый Арконский миграционный пункт был взят в блокаду в Берлине, на южной его окраине, в самом центре Европы, где, как казалось многим, давно утвердились закон и порядок. Ранним утром, в день отправления очередной группы мигрантов, по счету двадцать первой или двадцать второй, сведения о чем каким-то образом всплыли в сети, многотысячная толпа окружила невзрачное строение из желтого кирпича примерно в километре от Трептов-парка, и преградила путь тем, кто собирался переселиться на Терру. Собственно, будущие терранцы, увидев сгрудившуюся толпу, появиться возле пункта и не рискнули. Полиция тоже ничего не могла сделать. Люди просто стояли, не проявляя особой агрессии. Попытки полицейских оттеснить их, чтобы образовался проход, привели к пассивному, но очень упорному сопротивлению. Толпа тут же перетекла к образовавшемуся коридору, вновь превратив его в непроходимый тупик. Телевидение крупным планом показывало плакаты: «Я тоже хочу на Терру!», «Арконцы, возьмите меня!», «Либо — все, либо — никто!». Протест был чисто стихийным. Организаторов его выявить не удалось. Скорей всего, их просто не существовало. Настроение собравшихся было, в общем, спокойное. «Это и настораживало, — сказал в интервью один из полицейских чинов. — Если бы вспыхнули беспорядки, мы бы знали, что делать. А вот когда тысячи людей стоят и молчат, в этом есть что-то пугающее». Правда, когда на крышу здания приземлился арконский «пузырь» и серые стенки его растаяли, обнажив ряды кресел в гондоле, вмещавшей примерно сто человек, над толпой вздулся тяжелый крик и сила его была такова, что полиция не решилась предпринять какие-либо активные действия. Тем более что некоторые полицейские, опрошенные анонимно, признались: они сочувствуют протестующим. «Берлинер цайтунг» по этому поводу написала: «Разрешение на эмиграцию должно быть предоставлено всем. Кто дал арконцам право судить? Кто дал им право решать, что один человек лучше другого?», на что популярный молодежный сайт «Наша борьба», уже дважды получавший от министерства юстиции предупреждения за экстремизм, ответил: «Не лучше, заметьте, не лучше, а просто больше подходит для Терры. Новую цивилизацию следует создавать из новых людей, которые не обременены мещанскими предрассудками прошлого».

Медийный резонанс этой акции был колоссальный. Весь мировой интернет вспучился лавой раскаленных эмоций. Немедленно по той же модели начались блокады миграционных пунктов во Франции, Англии, Люксембурге, других европейских странах. Сборка протестов происходила спонтанно, люди стекались из соседних районов, будто притягиваемые магнитом. А когда в Нетре, недалеко от Парижа, полиция заранее выставила оцепление, надеясь взять ситуацию под контроль, то заблокированы были все дороги, ведущие к этому населенному пункту, тысячами машин, поставленными вплотную друг к другу. В Пакистане же, где правительство плохо контролировало даже столицу, аналогичный миграционный пункт был просто разгромлен и подожжен. То же самое произошло в Афганистане, Туркменистане, Йемене, Бразилии, Венесуэле… Хуже всего дела обстояли в Африке, где из одиннадцати арконских Станций девять тут же оказались под колпаком местных банд или правительственных частей (различия между которыми не всегда удавалось определить): проход за оцепление, с визами или нет, разрешался лишь за солидные деньги. Африканский союз, объединяющий пятьдесят пять стран, обратился в связи с этим в СБ ООН, умоляя его вести в данные регионы миротворческие войска, чтобы прекратить произвол, но Совету Безопасности, как всегда, было ни до чего; он в это время обсуждал столкновения в Косово и Македонии.

Первый «пузырь» был сбит также в Центральной Европе, недалеко от Ренна (Франция, департамент Иль и Вилен). На видеосъемке, произведенной боевиками группы «Земляне», которая взяла на себя ответственность за данный теракт, было отчетливо видно, как пенистой струей рассекает небо ракета, выпущенная из стингера, как вспыхивает на дымчатой оболочке арконской гондолы венчик разрыва, как обломки, переворачиваясь в воздухе, валятся вниз, и как потом всплывают на белом фоне черные строки: «Тот, кто предал Землю, умрет!» Гондола, к счастью, была пустая. Она шла как раз, чтобы забрать группу мигрантов. Однако за неделю в разных местах Земли были сбиты еще три гондолы, тихоходные, маломаневренные, прекрасная цель для ракет, и в катастрофе с одной из них погибли около ста человек. Видимо, поставить на гондолах защитное поле было нельзя, и арконцы через какое-то время от них отказались.