Андрей Кокоулин - Возвращение в Пустов

— Простите, — выдохнули куда-то в шею.

— Что? — Шумер вынырнул из пахнущих дымом волос. — Людмила, вы откуда?

— Я решила быть с вами!

— Стоп!

Он отстранил девушку от себя.

Вид у недавней соседки по купе был помятый, на подбородке краснела царапина, на левой щеке застыл угольный мазок, в глазах плавала пьяная тоска. Полупрозрачную блузку с Микки-маусом украшало серое пятно.

Вообще же, по чулкам, по пальто, что было сложено на кровати и измазано в какой-то бурой засохшей грязи, складывалось впечатление, что девушка пробиралась по сильно пересеченной местности.

— А где Дима? Тоже здесь? — спросил Шумер.

Людочка улыбнулась.

— Я одна.

— Подождите, а Дима?

— Я его бросила, — сказала Людочка. — Я тебе нужнее.

Она протянула руки, чтобы заключить его лицо в ладони.

— Мне?

Шумер мотнул головой, сбивая руки в сторону.

— Тебе.

— Вам кажется.

— Не-а.

Людочка снова прильнула к Шумеру.

— Он сначала отпускать не хотел, — забормотала она, устраиваясь щекой на его груди. — Ну, ты же знаешь Диму. Он не любит… а, не важно, что он не любит. Я говорю ему: это судьба, прости. Это как выстрел, хлоп! — и наповал. А он мне — какая судьба?

— Действительно.

Шумер в несколько шагов переместился вместе с виснущей на нем девушкой к кровати. Людочка дрожала и казалась очень горячей.

— Да-да, — сказала она, когда Шумер усадил ее на кровать, — в ногах правды нет.

Она не отпустила его, когда он захотел встать.

— Слушай, мне ведь всю дорогу муторно было. Куда еду, зачем еду. Меня, не поверишь, все вокруг называли девушка-одуванчик.

— Все хорошо, — сказал Шумер.

Из коридора смотрели на них Петр и Галина.

— Знаешь, почему девушка-одуванчик? — спросила Людочка, сбивая волосы с глаз грязной ладонью. — Потому что лечу, куда ветер дует. У меня характер такой, легкий. И людям со мной легко. А чего-то настоящего нет. Димка разве настоящий?

Она вздохнула.

— От меня костром пахнет?

— Немного, — сказал Шумер.

— Это я бежала. От Димки сбежала. Прямо через поле, через кусты, там еще болотина, а на полянке ребята листья жгли, те, что с осени остались. Дым такой едкий… От них я тоже сбежала. Только погрелась немного.

Людочка, отклонившись, вдруг вздернула ногу в лопнувшем чулке.

— Видишь? — спросила она, заглядывая Шумеру в глаза. — Зацепилась за что-то. Ну, думаю, кто меня в таком виде примет?

— А как вы меня нашли?

Губы у Людочки задрожали.

— Почему ты со мной на «вы»?

Шумер убрал волосы ей с лица.

— Хорошо, как ты меня нашла?

— Это просто. Мне сказали.

— Кто?

Людочка, подобрав ноги, устроила голову у Шумера на коленях.

— Мужчина. Солидный. В костюме. Он сказал, что у меня есть шанс. И сказал твой адрес. Он был очень любезен.

Шумер вздохнул.

— Я, кажется, знаю этого мужчину.

— Он — твой друг?

— Думаю, по-своему, он не хочет мне ничего плохого. Он хочет лишь, чтобы я уехал.

— Мы тоже уже уезжать хотели, а тут он… — Людочка заговорила тише и все более бессвязно. — Говорит… А я чувствую, шестое чувство или седьмое… Игла в сердце… Димка, дурачок, бежал за мной…

Она закрыла глаза.

Шумер перекинул через спинку кровати пальто, потом, подождав несколько секунд, осторожно приподнял голову Людочки и подложил подушку.

— Так мне что? — спросил из коридора Петр. — Мне оставаться?

— Ш-ш-ш.

Шумер вышел из комнатки и прикрыл за собой дверь, краем глаза заметив у окна бледный призрак деда.

— Что у вас за страсти такие? — спросила Галина.

— Обычные, — улыбнулся Шумер.

— Если за ней явится этот ее Дима, так и знайте, я первой на нее укажу.

— Хорошо.

— И где вы теперь спать будете?

Шумер посмотрел на Петра.

— Петр — кухне, я — в комнате на полу.

— Я дам вам лишнее покрывало, — решила Галина. — Но большего, Сергей Андреевич, даже не просите.

Петр сдвинул брови.

— Вы бы… — начал он, но Шумер мягко тронул его за предплечье.

— Не надо.

Он снял с вешалки дедов полушубок и старое отцовское пальто. Галина принесла серое, плотное покрывало.

— Печь натоплена, — сказала она, — ужин ваш в тарелке под крышкой. Только уж, извините, ужин на одного. Как договаривались.

— Я понял, — кивнул Шумер.

— Чайник еще горячий, но воды мало в ведре. — Галина зевнула. — И не шумите. Все спят. Я тоже пошла.

— Спокойной ночи, — сказал Шумер.

— Будем надеяться.

Галина, шаркая, пропала в темноте комнаты. Шумер потащил одежду на кухню. Он свалил полушубок и пальто в угол. Петр включил свет, пошевелил плечами.

— Тепло.

— Да, садись.

Шумер завозился, изображая из полушубка и пальто некое подобие лежанки. Петр угнездился на табурете, с интересом следя за тем, как Шумер борется с рукавами и складками.

— Зачем вы это делаете? — спросил он.

— Что? — выпрямился Шумер.

— Притворяетесь человеком.

— А я человек и есть. И как-то, знаешь, без непорочного зачатия обошлось. Ты есть хочешь?

Петр посмотрел странно.

— Это неправильно.

Шумер улыбнулся.

— Ты опять будешь меня учить?

— Нет, но…

— Обойдемся без «но», — приподняв крышку, Шумер заглянул в оставленную на столе тарелку. — Смотри, картошка с грибами и сосисками. Будешь?

— А вы? — нахмурился Петр.

— А я ел.

— Честно?

— Ты потише, — сказал Шумер. — Люди спят. Мне какой смысл тебя обманывать?

— Не знаю.

— Вот и ешь. Потом: уж о себе я всегда могу позаботиться.

Шумер подвинул к Петру тарелку, выловил ложку из жестяной ложечницы.

— Я не так себе это представлял, — сказал Петр.

— В смысле?

Петр взял ложку.

— Ну, я думал, мы пойдем против системы.

Он зачерпнул из тарелки. Несколько секунд жевал, размеренно двигал челюстью.

— Хлеб, — сказал Шумер, достав половину батона из целлофанового пакета.

— Не, я лучше так. Не люблю белый.

Ложка стукнула о тарелку.

— Слушайте, а эта девушка? — спросил Петр. — Вы всех сюда из купе перетащите?

— Вряд ли.

— Кстати, вам придется кормить еще и ее. А она, по-моему, ничего руками делать не умеет. Я еще в поезде заметил.

Сказав это, Петр занялся картошкой с грибами, а сосиску откатил к краю, оставил напоследок. Зубы его клацнули о ложку.

— Я пока не знаю, что с ней делать, — признался Шумер.

— Это я могу решить, — сказал Петр.

— Как?

— Ну, вы же не собираетесь с ней любовь крутить? А таких, как она, обязательно трахать нужно. Иначе они портятся.

Шумер улыбнулся.

— Петр, тебе сколько лет?

— Двадцать. В июле двадцать один исполнится.

— И ты все знаешь о жизни?

— Есть вещи общеизвестные. — Пожав плечами, Петр собрал в горку остатки картофеля. — Я вам говорю, она взбесится, если вы будете держать ее на расстоянии.

— Зачем же она пришла ко мне?