Андрей Кокоулин - Секретарь

— Тогда мы ещё не знали, как бороться с цогами, — произнёс Штессан. — Не имели представления. Это был второй случай.

Мечник казался иссохшим как мумия. Запавшие щёки. Пергаментная кожа. Тонкие руки и ноги. Пояс с мечом и короткие штаны свалились с похудевшей фигуры.

Дальше Лёшка увидел ещё двух панциров. Один лежал, полузанесённый песком. Другой застыл, наклонившись вперед, словно на стоп-кадре. И снова — опалённое солнцем, измождённое лицо, высушенные конечности.

— Цог не убивает тебя в прямом смысле слова, Лёшка. Он запирает твой разум в ойме, и ты умираешь, не в силах оттуда выбраться. От голода, от жажды, от жары, от потери ца, которую он потихоньку тянет из тебя.

Впереди, в два ряда, прикрывшись щитами, замерла дюжина воинов. Бесполезными жалами торчали мечи.

Сбоку держался за лицо человек в просторной светлой накидке.

— Цог всех их погрузил в ойме, — сказал Штессан. — Проплыл мимо и убил. Вот так, Лёшка. И ни я, ни Солье никого не смогли спасти.

Огонь полыхнув, принялся гаснуть.

Лёшку протащило чуть дальше, позволив заглянуть в хижину за колодцем, где неподвижно лежали и сидели на лавках ещё четыре мечника, затем вокруг вновь сделалось темно.

— Ойме, Лёшка, — раздался голос Иахима, — это в первую очередь путь познания. Помнишь первый урок? Если бы ты не увидел в ойме себя, то не смог бы найти выход. Но это почти что детское испытание. Второй урок будет куда сложнее. Ты должен научиться чувствовать тонкие движения ойме и собственной души. К сожалению, я больше не могу тебе ничего подсказать. Время пошло.

И стало тихо, мёртво, пусто.

Ну, ясно, мысленно вздохнул Лёшка. Господин ликрант в своём репертуаре. И вообще — сколько времени-то выделено? Там было семь минут, здесь, положим, надо справиться за пятнадцать. Это если отталкиваться от прошлого раза. Жалко, отсчитывать некому…

Так, о чем я? Я лежу или стою?

Тьма. Ойме. Где тут тонкие движения? Ничего нет. Ни-че-го. Я — точка, мысль. Даже не определишь, где, собственно, мои конец и начало.

Был же, кажется, такой фильм, где парня связывали в лечебнице… Назывался он… Ага, «Пиджак», вспомнил Лёшка. Ещё Жижа от него был в восторге. Там этот парень переносился то ли в прошлое, то ли в альтернативную реальность… Но сначала тоже находился как бы нигде, в смирительной рубашке, в мертвецкой.

Но я то не переношусь! Я вишу! Завис. У меня альтернативная реальность какая-то не альтернативная, постоянно чёрная. И время течёт.

Раз, два, три, спокойнее…

Я где? Я внутри себя, принялся размышлять Лёшка. Отрезан от внешних ощущений. Чтобы пробиться наружу мне необходимо выполнить определенное действие. Значит, надо определиться, какое это должно быть действие.

Допустим, как раньше, я — тьма…

Лёшка, как в прошлый раз, попытался вобрать окружающий мрак в себя, потому что, конечно же, это был его мрак, его злость, его поступки…

Но ничего не случилось.

Хорошо, решил Лёшка, слегка разозлившись, тогда я — свет. Отрицаю, разгоняю, сияю, уничтожаю, шлю фотоны во все стороны.

Результат был ничтожен. Ни тела, ни цвета. Ойме осталось ойме.

Вообще, конечно, рассчитывать не на тьму, так на свет, было глупо. Игра-то идет по-взрослому, скидок на не вполне взрослый возраст секретаря здесь не делают. Это секретарь, выходит, тупит. Свет, тьма, фэнтезятина сплошная.

Вроде бы куча мыслей, а попробуй выбрать верную — замучаешься. Цог, наверное, может на любую фразу тебя «запаролить», гадай потом, что он имел ввиду. Или не может? Или вскрывает тебя «автоматом» и «паролит» на самое неприятное?

Лёшка задумался.

Это, в сущности, логично. Только вопрос: откуда Штессан знает, за что мне стыдно и от чего я был и буду готов сквозь землю провалиться?

Интересно…

А за что мне стыдно? Что я должен понять о самом себе? Мне нравится «Нирвана» и не нравится всякая попса. Ненавижу капусту. Зато морковь по-корейски обожаю. Дрался всего два раза. В первом классе и недавно, с парнем из параллельного, но Жижа выступил миротворцем, и вся драка уместилась в два удара, подумаешь, по плечу прилетело… Хотя, честно, конечно, ссыкотно было, но это в самом начале, потом даже как-то адреналинисто.

Ну, чего я боюсь? Вроде бы ничего. Ну, нет, боюсь получить, конечно, чего уж. От парней драпал — кроссовки горели. Из комнаты тут бежал. Тоже думал… Может, Штессан в ойме выход как раз со страхом и связал?

Ну а что ещё?

Люди в ойме умирают… Вот не хотелось бы. Но не страшно, противно. Впрочем, это пока не страшно. Висишь, и мухи не кусают.

Что-то не то я думаю. Собраться, секретарь! Собраться. Тебя, может быть, и вызволят, но кто ты будешь после этого? Вянгэ ты будешь, и фиг что возразишь.

Ни верха, ни низа.

Была бы голова, наверняка бы уже болела от обилия мыслей. И ладно бы стоящие соображения. Я не свет и не тьма. Ищи то, не знаю что. Без рук, без топорёнка построена избёнка. Что-то надо де… нет, что-то надо думать!

Штессана надо вспомнить. Он говорил… Он говорил, что подсказок… А раньше? Блин, блин… Что-то про детство, про связь. Да! Что ойме и я связаны. Только это и ежу понятно. Ойме во мне, я в ойме. Или он про другое?

Зараза! О чем думать-то!?

Сказали парню: «Ты — Гудини», обмотали скотчем, упрятали в ящик, и ключи выбросили — освобождайся! Бобик и сдох.

Паника подкрадывалась, царапала мысли.

Так-так-так. Я и ойме, ойме и я. Думать о связи? На что он меня «запаролил»? Нужно что-то сообразить? Или очистить мозг, почувствовать?

Сколько уже прошло, интересно? Бью рекорды? А Штессан, значит, сейчас удары на бесчувственном теле отрабатывает, ха-ха!

Ничего нет, ни рук, ни ног.

Версии, Холмс! Свет, тьма опробованы, результат неудовлетворительный. Кроме тьмы, правда, смотреть не на что. А я — величина исчезающе малая. Точка. Пункт «А». Помогите точке пробраться в пункт «Б».

Жижа бы, наверное, сказал: «Я тут читал, что решение задачи — это правильно сформулированный вопрос».

А Тёмка жахнул бы из ракетницы.

Зараза. Ну ладно. Вопрос. Что такое ойме? Актуально, ага. Только как мне это поможет? Нет, не правильно. Что главное в испытании? Найти мысль, открывающую выход. Словом, здравствуйте, вы вернулись в самое начало! Пункт «А» приветствует вас!

Ха-ха. Спокойнее.

Один, два, три. Выдыхаем несуществующим ртом. Не помни о секундах свысока… Наступит время, и сам поймёшь. А в конце такая подлянка — «наверное». Типа, или сообразишь, если не идиот, или уж чего там.

На самом деле… На самом деле, главное — вернуться в тренировочный зал. В жизнь. В реальность. Вырваться. Победить. Победить ойме и самого себя.

Наверное, так. На…

Лёшка потерял мысль, потому что ойме вдруг слегка «шевельнулось». Он не смог определить в однотонной, густой тьме, что именно приключилось, но ощущение, будто вся громада мира качнулась из стороны в сторону, как «ванька-встанька», отпечаталось в нём намертво.