Андрей Кокоулин - Секретарь

— И мной?

Лёшка посмотрел на Иахима.

— Возможно, — не отвёл глаз Штессан. — И мной, и Эраном, и Кортозом. И всеми, кого ты вытянешь с той стороны.

— А так хотелось пожить, — сказал Лёшка.

Слова прозвучали так жалобно и нелепо, что в конце он не выдержал и хрюкнул.

— Печаль, — сказал Иахим.

Они расхохотались, не сговариваясь.

— Вот у нас в кнафуре, — раздался за их спинами голос Мальгрува, — был панцир такой, по имени Йоггин. Как ночь перед сражением, ну, с кнелями мятежных кошалей или с ассаями теми же, так у него дар прорезался — самую простую, тысячу раз слышанную историю умел рассказать так, что все с ног падали. Такие оборотцы вкручивал — глаза таращились и рот перчаткой раскрывался. Даже дядя Гейне-Александры, сиятельный Клоцнар Лакке Невозмутимый, однажды нахохотался так, что подпалил себе знаменитую бороду от лагерного костра. И я сам тому был первый свидетель. Да. И это я к чему вообще? К тому, что в ожидании смерти всякое уныние лучше слать к Шикуаку.

— А что с ним случилось потом? — спросил Лёшка.

— С кем?

— С Йоггином.

Мальгрув шумно поскрёб шею.

— А что случилось? Кажется, убили его.

— Жалко.

— Так всех жалко, — вздохнул великан. — Иахима жалко. Меня жалко. Степняка нашего и то жалко, хотя уж, честно скажу, довольно неприятный это народец. Однажды наш кнафур хорошо потрепали. Лет пять назад, помню. Коняшки у них больно быстрые и кусаться любят. Чуть палец тогда не оттяпали.

— У Солтан-Охе? — спросил Штессан.

— Не, Солтан-Охе был севернее.

— Ну!

— То есть, вы у себя это называете «у Солтан-Охе»?

— А где? Восемь кулаков нашего кнафура под рукой ликурта Дарро Каннацэ по прозвищу «Полголовы» здорово тогда ваш авангард выручили.

— Ну уж выручили…

— Спасли.

— Ну уж спасли.

— Признай, Эран.

Мальгрув сдвинул рыжие брови над бегущими по лбу значками и скрутил из пальцев дулю.

— На!

Они зашли в дом, толкая друг друга локтями.

Лёшка подумал, сейчас ещё Мёленбек явится. Но владелец особняка медлил. Пришлось вернуться к ведру и швабре.

За мытьём полов Лёшка обнаружил, что всё его раздражение, возмущение, негодование собственным положением среди обитателей особняка улетучилось. Как будто его оттёрли шваброй, как он только что — следы Кортозовых сапог.

Действительно, сквир он ещё. Волшебник, блин. Выхлебал ца досуха. Через «зебру», через стену, через столб — легкомысленным кузнечиком. Как к нему с их стороны относиться-то?

Учат его, учат.

Лёшка задумался. Интересно, а как он бы поступил, если от какого-нибудь постороннего парня зависела жизнь Ленки, Динки, семьи? Или вообще — жизнь всех, кто здесь живёт? Стоит вот перед ним собственный двойник, улыбается — что с ним делать? Уговаривать, внушать что-то, давить на совесть?

Только двойнику всё может быть и до лампочки, над его миром не каплет, и пофиг, что там станется в будущем.

Не пытать же?

Прогоняя неожиданный озноб, Лёшка пошевелил плечами. Нет, если подумать, способ заинтересовать, конечно, найти можно. Я бы сказал… Я бы попытался сделать свою проблему близкой для двойника.

Я делал бы как Мёленбек.

Он хмыкнул от неожиданного вывода. Здорово. Нашёлся стратег на свою голову. Как Мёленбек. Вперёд и с песней.

Ну, опасно, да. А там люди умирают. И Шикуак ползёт в гости всем своим ледяным миром. И Скрепы трещат.

Только встаёт вопрос. Многим ли я готов пожертвовать. Готов ли я вообще…

Лёшка зажмурился, представив. Если мама, если Динка, а на другой стороне — нет, не Штессан, не Мальгрув, а вот Мёленбек, когда он был ребёнком…

Я бы смог?

Он мотнул головой. Это замнём пока. А то холодок, неприятный холодок продирает, знаете ли, когда у тебя на выбор плохой вариант и очень плохой.

— Алексей.

Лёшка обернулся.

Владелец особняка, выглядывающий из кабинета, вновь сменил одежду, вместо мундира появилось длиннополое пальто синего цвета с приподнятыми плечами и вышивкой через всю грудь, вместо брюк — желтые панталоны с буффами.

Возможно, в ангриме кроме жарений, варений и выпечки у цайс-мастера прятался целый гардероб.

— Ну, как, ты закончил? — спросил Мёленбек.

Лёшка оглянулся за спину, на влажно поблёскивающий под электрическим светом линолеум коридора, а потом сообразил, что спрашивают его, скорее всего, вовсе не о мытье полов.

— В целом, да, — осторожно ответил он.

Мёленбек коротко улыбнулся.

— Зайди.

— Я только грязную воду вылью, можно?

Получив согласие, Лёшка потащил ведро в туалет.

Судя по резким шлепкам и выкрикам сверху, из тренировочного зала, Штессан и Мальгрув выясняли там, кто всё же кого спас у Солтан-Охе. Хотя, скорее всего, подначивая друг друга, мечники просто старались держать себя в тонусе.

Игра. Дуракаваляние. Не всякому секретарю понятно.

Лёшка спустил воду и, уже уходя, обнаружил на лестнице, ведущей на второй этаж, в тени, на самом её верху, неподвижного Аршахшара. Поджав ноги, степняк наблюдал за поединком и в восхищении прицокивал языком, когда кто-нибудь проводил эффектный приём.

Увидев Лёшку, он качнул головой.

— Эх-вэх, сильные люди. Почти цохэны.

— Что делают?

— Летают. Тоже хочу так.

— А кто побеждает?

— Красота побеждает, Алексей-мехе. Когда настоящие воины бьются, всегда так. Кони когда бегут — тоже.

Степняк явно находился под впечатлением.

Лёшка оставил его. Оттирая мокрые ладони о джинсы, он дошёл до кабинета и просунулся в приоткрытую дверь.

— Господин Мёленбек?

— Да, входи.

Очистив стол от всего лишнего, Мёленбек разворачивал на его поверхности гигантский свиток, испещрённый тонкими рисунками, линиями и значками.

— Смотри, — сказал он, придерживая непослушные концы свитка, — это местность за Скрепами. Помнишь, как было в ойме?

Лёшка шагнул к столу.

— Сейчас… А где Замок-на-Краю?

— Придержи.

— Ага.

Лёшка прижал свиток ладонью.

— Вот.

Украшенный перстнем палец Мёленбека проплыл над ломкой бумагой или её подобием, миновал горы и извивы нарисованной реки, разбавленную редкими значками пустоту и уткнулся в грязный отпечаток чужого пальца.

— Замок здесь.

— А это Скрепы?

Лёшка показал на десяток кружков с его края, пересекающих свиток сверху донизу.

— Да. Здесь Шамигха, — отчеркнул ногтем слабо окрашенную красным область Мёленбек, — здесь заставы и небольшие крепости. Сиккар, Эфлон, Хель, Гильганг. Степняков и их степь ты накрыл ладонью.

Лёшка наклонился, всматриваясь в нечёткие линии, крохотные рисунки домов и крепостных стен, в чьи-то пометки, в квадратики, видимо, обозначающие стоящие у Скреп кнафуры. Кажется, он начинал откуда-то отсюда…

Лёшка поплыл взглядом между третьей и четвертой Скрепами, пытаясь распознать в значках и кривых фигурках знакомые ему места.