Тери Терри - Расколотая [litres]

– Заходи.

– Спасибо, что разрешил прийти.

Он улыбается:

– Этот план родился благодаря тебе. То, что произойдет на этой встрече, повлияет на тебя. Я решил, что тебе стоит послушать. Ну, давай, заходи и сиди тихо. – Он бросает взгляд на часы. – Если все пойдет по плану, это будет недолго.

Он закрывает дверь. В ней есть щель, через которую я могу подсматривать. Спустя десять минут человек, который впустил нас через заднюю дверь, входит с чайным подносом. Позади него мама.

Она садится напротив Нико. Бледная, не знает, куда деть руки, пока не сцепляет их. Глаза перебегают с одного на другое, даже на дверь, где я прячусь, и я непроизвольно съеживаюсь, хотя знаю, что она не увидит меня в этой темной каморке.

– Чаю? – предлагает Нико.

– Где он? – отрывисто бросает она.

Нико наливает чай в чашки, ставит одну перед ней. Не говорит ничего, и я вижу, с каким трудом она сдерживается, чтобы не задать тот же вопрос еще раз. Терпит поражение.

– Где мой сын? – А, Роберт. Вот чем он заманил ее сюда. – Вы сказали, он будет здесь! – Она начинает подниматься.

– Я сказал, приходите, если хотите снова увидеть своего сына. Я не говорил, что он будет здесь.

Она медлит, глаза настороженные. Вновь опускается на стул.

– Ну? – говорит она.

– Мы знаем, где он.

– Я пыталась найти его много лет.

Нико вскидывает бровь:

– У нас имеются источники, недоступные вам.

– Кто вы вообще такие?

– Думаю, вы знаете.

– Догадываюсь, но хочу услышать, как вы это скажете.

Губы Нико кривятся. Ему смешно. Он играет с ней, и мне так и хочется распахнуть дверь и закричать на них обоих, чтобы просто сказали то, что думают.

Мама так и делает:

– Вы убили моих родителей; вы взорвали автобус, в котором был мой сын.

Он слегка качает головой.

– В первом случае я был еще слишком мал, а во втором было не совсем так.

– О?

– Вы знаете, что случилось с Робертом. – Утверждение, не вопрос.

– У меня тоже есть источники.

– И?

Она вздыхает.

– Официальная версия событий такова, что он погиб во время взрыва автобуса, но его видели живым и здоровым вскоре после этого. Должно быть, ему стерли память.

– Вы ведь сознаете, что если он увидит вас, то даже не будет знать, кто вы.

Она не отвечает, плечи ее опускаются. Конечно, она это понимает.

– Подумайте о том, что с вами сделали, – говорит Нико. – Что сделали с бесчисленным множеством матерей и отцов.

– С их детьми, – шепчет она.

– У вас есть шанс это изменить.

– Ваши методы – не мои.

Он склоняет голову набок.

– Я и не предлагаю вам их использовать. Но есть то, что вы можете сделать. Помогите будущим родителям и детям не проходить через то, через что пришлось пройти вам. Не сомневайтесь, за всем этим стоят лордеры. Если бы не было их, не было бы и нас.

– Я слушаю.

– День Памяти Армстронга в Чекерсе, где вы произносите свою речь. Она транслируется по телевидению?

– Да. Каждый год, но…

– Расскажите всей стране о вашем сыне. Вашем Роберте. Начните с обычного, с трагической потери родителей. Затем упомяните, что Роберт тоже погиб от рук террористов… а потом скажите правду о том, что с ним случилось. Что лордеры нарушают свои собственные законы. Если вы поднимете завесу секретности, если люди узнают, что на самом деле происходит, они остановят это.

Мама качает головой:

– Ничего не получится. Лордеры прервут трансляцию.

– У меня есть источники. Уверяю вас, трансляция будет прямой, не в записи. Вы успеете все сказать, если хорошенько продумаете, как сделать это быстро.

– И что потом?

– Вы тот человек, которому люди поверят. Это станет началом конца лордеров. А мы отведем вас к вашему Роберту.

Я вся как на иголках. Что она решит? Но едва мама начинает что-то говорить, Нико жестом руки останавливает ее:

– Вам необходимо все это обдумать. Не принимайте решения сейчас. Идите.

Она встает из-за стола, идет к двери. Меня охватывает страх, что он на самом деле не собирается отпускать ее. Что заявит о себе паранойя, и он решит, что она намерена сдать его лордерам. И только когда она уходит, я вздыхаю свободно. Я толком не знаю ее позицию, ведь это она могла выдать меня лордерам, о чем Нико ничего неизвестно. Откуда ему знать, что она теперь может сделать?

Проходит долгая, томительная минута, прежде чем Нико встает, открывает мою дверь.

– Пошли. Нам нужно убраться отсюда.

Мы выходим через заднюю дверь, садимся в его машину. Едем по боковой дороге, потом еще по одной, делаем несколько поворотов. Нико внимательно наблюдает, но никто за нами не едет.

– Поедем домой. Нам нужно поговорить, – говорит он.

– Ты правда знаешь, где Роберт?

– Пока нет, но узнаю. – Он смотрит искоса. – Ты знаешь ее лучше меня. Что, по-твоему, она сделает?

– Честно? Понятия не имею.

– Я тоже, – признается он, и это меня удивляет. Чтобы Нико признался в своей неуверенности? – Но есть и план «Б», не бойся.

Оставшуюся часть пути едем молча. Когда подъезжаем к дому в лесу, Нико ведет меня в свой кабинет сквозь строй любопытных глаз. И Катран, и остальные, все тут. Тори смотрит сквозь меня, словно я – пустое место.

– Садись, – отрывисто бросает Нико и закрывает дверь кабинета. Мы одни. Он ставит другой стул напротив меня и приподнимает мою голову, чтобы мы были глаза в глаза. – Нам нужно кое о чем поговорить. Рейн, я знаю, что ты ездила повидаться с Беном.

– Что? – Я чуть ли не подпрыгиваю на стуле, потрясенная предательством до глубины души. После всего того, что говорил мне Катран, он все-таки рассказал ему?

– Это был очень глупый поступок, Рейн. – Он толкает меня обратно на стул и берет за руку, словно старается удержать. Лицо у него каменное. И холодок страха пробегает по моему телу.

Он вскидывает другую руку прежде, чем я успеваю что-то сказать.

– Погоди. Ты не должна была этого делать, это было опасно. Если бы тебя схватили, мы все оказались бы под угрозой. Ты и сама это знаешь. Но… я… понимаю.

– Правда?

– Конечно. Я знаю, каково это – любить и потерять того, кого любишь. – В его взгляде светится сочувствие. – Расскажи мне, Рейн, что произошло, когда ты разговаривала с Беном? – Глаза его, такие знакомые и в то же время чужие, удерживают мои, успокаивают, вызывают на откровенность. – Расскажи, – повторяет он.

Я сглатываю.

– Это было ужасно. Он не узнал меня, он меня совсем не помнит! Я не знаю, что с ним случилось, и…

– Я знаю.

Я смолкаю.

– Что-что?

– Знаю, что с ним случилось. – Он медлит. – Мужайся, Рейн. Эта так называемая школа-интернат, в которой живет Бен, никакая не школа. По крайней мере, не в обычном понимании. Это тренировочный центр лордеров. Они проводят там различные эксперименты. Вроде стирания памяти, но менее радикальные. Нацеленные на то, чтобы объекты сохраняли инициативу и умения, однако оставались управляемыми. – Он вновь берет обе мои руки в свои. – Верь мне, когда я говорю, что мне жаль, но Бен потерян для тебя навсегда.