Тери Терри - Расколотая [litres]

– Они отослали меня наверх, – говорит Эми.

– О?

– Прости.

– За что?

– За то, что рассказала папе о рисунке. Мама заставила его признаться, что это он сообщил о нем. Не могу поверить. – На лице Эми отражается потрясение.

– А что еще он сказал? – спрашиваю я, и голос мой звучит как-то слабо, глухо, как будто я разговариваю под водой.

– Всякие невероятные вещи. Что будто бы ты была каким-то двойным агентом лордеров. Бред.

– Действительно, бред, – шепчу я.

– Хочешь поговорить об этом?

Я качаю головой, и вместо того, чтобы, как всегда, засыпать меня вопросами, она вздыхает словно с облегчением и больше ничего не говорит. Но остается, теплая и надежная, рядом со мной.

Потом до нас доносится громкий стук захлопнувшейся двери. На улице заводится машина, взвизгивает шинами и уезжает. Долгая пауза, затем шаги по лестнице. Дверь открывается, на пороге стоит мама, окидывает взглядом нас двоих и кота, прижавшихся друг к другу.

– Отличная идея, – говорит она и умудряется втиснуться с другой стороны от меня.

Должно быть, меня сморил сон, потому что, когда я просыпаюсь через несколько часов, в комнате темно, а рядом, кроме кота, никого.

Оцепенение постепенно уходит, не оставляя ничего, кроме боли. Я плачу по той маленькой девочке, какой была, которую я даже не помню, не считая того, что она любила своего папу. Плачу по нему и по всему, что он сделал, пытаясь спасти ее, невзирая на то, что с ней в конце концов стало. Плачу из-за того, что так подвела его. Никогда не забывай, кто ты, сказал он, а я забыла. Плачу по Катрану, чьи недостатки были очевидны, но любовь – нет. Он мог убежать, как сделал Нико, но вернулся за мной. Попытка спасти меня привела его к смерти.

И я плачу о себе, кто я есть сейчас. Где мое место в этом мире?

Лордер является за мной через несколько дней. Очередной черный фургон останавливается перед домом рано утром, и я подавляю желание убежать, спрятаться. Куда меня повезут? И где, интересно: на переднем сиденье или сзади?

Докопались ли они, что это из-за меня доктор Лизандер оказалась пленницей?

Но лордер выходит, открывает мне пассажирскую дверцу, и мы отчаливаем. «Отведите меня к вашему главному», – неожиданно приходит в голову какая-то полузабытая цитата, которую я чуть не произношу вслух, и с трудом сдерживаю истерический, рвущийся наружу смех.

Мы в пути уже некоторое время, когда я интересуюсь у водителя, куда мы едем, но он не отвечает. На окраине Лондона въезжаем в охраняемые ворота и останавливаемся перед уродливым бетонным строением с толстыми стенами. Судя по виду, оно способно выдержать любую атаку разгневанных граждан.

Я выхожу из фургона, и водитель ведет меня к двери какого-то кабинета. Жестом указывает войти, и я вхожу. Слышу щелчок замка у себя за спиной.

Передо мной огромный деревянный стол, мягкие стулья. Я стою, не знаю, что делать, потом думаю: «Какого черта!» – и уступаю побуждению сесть на солидный офисный стул. Он откидывается назад и вертится, и я пробую крутнуться, когда дверь открывается.

Коулсон.

Убийца Катрана.

Он смотрит на меня, но я не отвожу глаз, отвечаю таким же твердым взглядом, не желая показывать ему свои боль и страх. Перед моим мысленным взором, однако, стоят его руки, в них пистолет, и Катран…

Глаза его сужаются, и я вскакиваю со стула.

– Тебе повезло, что я сегодня в хорошем настроении, – говорит он, хотя его слова и тот факт, что я все еще жива – единственное, что указывает на это. Лицо ничего не выражающее и холодное как всегда. – Садись туда, – рявкает он и указывает на стул напротив его стола, и я спешу подчиниться.

– У нас был договор, – заявляет он. – Ты сделала все не совсем так, как мне бы хотелось, но все равно результат удовлетворительный. Скоро мы доставим тебя в больницу, где тебе снимут «Лево».

Я смотрю на бесполезный предмет на своем запястье. Ух ты! Какая большая награда. Конечно, он не знает, что мой «Лево» уже не действует. Должно быть, думает, что я постоянно сижу на «пилюлях счастья», чтобы поддерживать уровень.

– Но есть еще одна вещь, которую ты должна для нас сделать.

У меня внутри все переворачивается.

– Что же это?

– Если увидишь или услышишь что-нибудь о Нико, дай нам знать.

Если и есть кто, кого я с удовольствием сдала бы лордерам, так это Нико, и все же я не могу поверить:

– Его не поймали?

На лице Коулсона мелькает раздражение:

– Нет. Но мы сорвали большую часть его гнусных планов. – Его губы кривятся в мрачном удовлетворении. – В основном благодаря тебе.

Я невольно вздрагиваю. Увидев все ясно, я не захотела быть частью «Свободного Королевства», всех этих взрывов и смертей. Но срывание планов означает поимки, аресты, Зачистку и смертные приговоры.

Из-за меня власть лордеров окрепла, как никогда. Моя вина. И Нико по-прежнему на свободе, планы его расстроены. И в этом он тоже обвинит меня.

– Он придет за мной, – говорю я жалобным голосом и ненавижу себя за невысказанное «защитите меня», которое слышится за этими словами. Мне не нужна помощь от лордеров.

– Мы будем начеку.

А раньше разве не были?

– Не понимаю, – начинаю я, потом умолкаю. Он ничего не говорит, и я продолжаю: – Если вы следили за мной, то почему не в День Памяти Армстронга? Почему я так легко попала туда? Ни вопросов, ни проверки – ничего.

В глазах его мелькает что-то вроде гнева, но исчезает так быстро, что я не успеваю разобраться.

– Тебя это не касается. – Раздается стук в дверь. – Пора ехать в больницу.

– Еще одно, – осмеливаюсь я спросить. – Вы говорили, что скажете, что случилось с моим другом. Беном Никсом.

Коулсон поднимает глаза.

– Ах да. Бен. К сожалению, Бен умер, – говорит он, но ничто в его лице не подтверждает, что он сожалеет. В лучшем случае это безразличие, неприязнь.

Почва уходит у меня из-под ног, колени подкашиваются. Нет. Этого не может быть. Не может.

Задерживаюсь у двери. Оглядываюсь.

– А что случилось? – выдавливаю я.

– Сердечный приступ вследствие удаления «Лево». Не волнуйся, с тобой сегодня этого не произойдет, не в больнице.

Я выхожу вслед за лордером-водителем, едва держась на ногах от облегчения. В какой-то ужасный момент я подумала, что что-то случилось с Беном в эти последние дни, с тех пор как я видела его во время утренней пробежки. Но нет, Коулсон сказал, это случилось, когда он срезал свой «Лево». Лжет.

Скоро я уже в кабинете доктора Лизандер в Новой Лондонский больнице.

– Простите, – начинаю я, но она поднимает руку, подносит к своему уху и одними губами говорит «потом». Должно быть, обнаружила, что ее кабинет прослушивается.

– Сегодня мы снимаем твой «Лево». Когда это делается в больнице, никакого особого риска нет. – Она рассказывает об этом подробнее, а мои мысли тем временем блуждают. Я сжимаю свой «Лево». Он у меня давно. Управлял моей жизнью поначалу, не позволяя ни злиться слишком сильно, ни страдать, так как это могло вызвать потерю сознания и даже смерть.