Тери Терри - Разрушенная [litres]

– Познакомься – Уэнди. Спокойной ночи.

Она закрывает за нами дверь.

Комната непривычной формы. Полки на каменных стенах забиты книгами по истории. Две узкие кровати. Платяной шкаф. Длинный письменный стол с двумя стульями.

– Эта – твоя. – Уэнди указывает на кровать возле окна. От окна тянет холодком. Она показывает мне ванную дальше по коридору, вручает полотенце и смену одежды. В ее глазах любопытство, но она ни о чем не спрашивает.

Инстинкт самосохранения долго удерживал меня от помощи ПБВ, пока я не поняла, что это – единственный путь. Что заставляет студентов колледжа вроде Уэнди рисковать жизнью ради нас, когда они даже не знают, кто мы такие?

Пока я принимаю душ, Уэнди занимается, потом притворяется, что спит, завернувшись от холода в одеяло.

Я думаю о Бене. Где его комната? Спит ли он? Снятся ли ему сны? Несмотря на опасность, которая висит над всеми нами, его близость пьянит. Смотрит ли кто-нибудь, как в ночи поднимается и опускается его грудь? Как там сказала Флоренс? Она сомневается, что Бен сам понимает, кто он такой и что им движет. Он мало знает о себе, но как ему узнать больше, если они держат его практически под замком? Я должна ему напомнить. И я придумаю, как это сделать.

Утро приходит рано вместе со стуком в дверь. Открываю глаза: Уэнди в комнате нет, у двери – Флоренс.

– Спать целый день не получится – пора дела делать. Я вернусь через десять минут.

Пробегаю по коридору в ванную, быстренько умываюсь, надеваю позаимствованные у Уэнди топ и джинсы. Размер примерно мой, только чуточку длинноваты – приходится подвернуть штанины.

Возвращается Флоренс. Входит, закрывает за собой дверь.

– Эйден сказал, ты пожелала присоединиться к ПБВ.

Слегка приподнятая бровь выражает, по-видимому, сомнение.

– Я хочу помогать. – Мне немножко не по себе: кто знает, что за этим может последовать, если к делу привлечена Флоренс.

– Что ж, ты свой шанс получишь. У нас есть несколько свидетелей, вытащить из которых показания мне никак не удается. Эйден предположил, что, может быть, ты сумеешь помочь. Похоже, мне недостает такта. Не получается найти нужный подход.

Изо всех сил сдерживаю ухмылку:

– Ты бываешь немножко агрессивной.

– Ну так что? Я же не нянька и не доктор! – Она усмехается. – Я покажу, где можно позавтракать, а потом разберемся с твоим удостоверением личности. Их делает колледж. Удостоверение носи постоянно с собой. Потом тебя займет Эйден, а позже, но тоже утром, Бен.

– Бен?

– Эйден рассчитывает, что благодаря вашему общению с ним он сможет добраться до его скрытых воспоминаний. – Она закатывает глаза, потом внимательно смотрит на меня. – Есть одно условие. Беном занимаешься ты, но если он сделает или скажет что-то такое, что тебя встревожит или может вызвать беспокойство у нас, ты должна рассказать об этом Эйдену или мне. Договорились?

– Договорились.

– Что мне нужно делать? – спрашивает Бен, пока я вожусь с камерой, переключая ее в режим записи.

– Все, что угодно. Я просто хочу убедиться, что знаю, как пользоваться этой штукой. Готов?

– Давай попробуем.

Нажимаю кнопку и смотрю через камеру на Бена.

Он сидит на софе, в другом ее конце, откинувшись на спинку, и улыбается немного сконфуженно, но в том, как он улыбается, есть, как и было когда-то, что-то такое, отчего мне трудно полностью сосредоточиться. Проверь звук.

– Скажи что-нибудь.

– Что-нибудь!

– Очень смешно. Расскажи, кто ты такой и о чем думаешь.

– Я – Бен. – Он подается вперед. – А думаю о том, какая ты замечательная и что у меня отличный вкус в том, что касается девчонок, хотя я и не помню ничего.

В животе у меня расправляет крылья бабочка. Бен глуповато ухмыляется:

– Постарайся держать камеру тверже.

– Извини. Знаешь, я была тогда блондинкой, а теперь выгляжу совсем по-другому.

Бен протягивает руку, касается моих волос, и я сдаюсь и опускаю камеру. Он придвигается ближе, заглядывает мне в глаза. К первой бабочке присоединяются ее подружки, и мне уже трудно дышать. Я хочу отодвинуться от незнакомца и в то же время придвинуться к тому Бену, которого знала и любила.

Дверь открывается, и мы только что не отскакиваем друг от друга.

– Готовы? – спрашивает Эйден.

Мы встаем и идем к двери.

– Есть предложение, – тихонько говорит Бен.

– Что такое?

– Когда закончишь, не забудь остановить запись.

Я поспешно нажимаю кнопку.

По дороге, в машине, проверяю отснятое. Получилось очень даже неплохо: автофокусировка сработала и голос слышен четко и ясно.

Эйден ведет нас к двери какого-то дома, представляет, говорит, что скоро вернется, и уходит.

Мы с Беном попадаем в переднюю. В доме живут Эди и ее мать. Эди пять лет. По словам Флоренс, девочка видела, как лордеры застрелили в парке ее брата. Ему было девять. Мать хочет, чтобы дочка дала показания, и говорит, что и Эди хочет того, но как только кто-то пытается записать ее или даже просто расспросить, она как будто прячется в раковину.

Задача мне непосильная; Бен тоже чувствует себя неловко и заводит разговор ни о чем с матерью девочки. Стараюсь придумать, что сказать, как подойти к тому, ради чего мы приехали. Эди, маленькая и молчаливая, ушла в себя, словно в комнате слишком много глаз, и она пытается спрятаться.

– Покажешь мне свою комнату? – обращаюсь я к ней.

Девочка смотрит на мать.

– Все хорошо, милая, – говорит женщина, и Эди берет меня за руку и тащит за собой к лестнице. Жестом показываю Бену, чтобы остался с матерью.

– Здесь. – Девочка толкает дверь, а когда я вхожу следом за ней, поворачивается ко мне. – Вы пришли расспрашивать?

– Вообще-то да. Но, может быть, и не стану. Знаешь, ты не обязана ничего говорить, если не хочешь.

– Не обязана? – Она смотрит на меня широко открытыми, удивленными глазами.

– Нет. Кто бы что ни говорил, решать тебе. Слушай меня, потому что я – главная.

– Мюррею это нравится, – с серьезным видом кивает Эди.

– А кто такой Мюррей?

Она идет к кровати и поднимает мягкого плюшевого медвежонка.

– Не похож на главного – сонный какой-то.

Девочка хихикает.

– Он бывает сердитым, когда его пытаются разбудить. И Джек тоже был такой.

– Твой брат?

– Да. – Улыбка тает. Эди крепко прижимает медвежонка к груди.

Я знаю, почему мы здесь. Маленькая девочка… печальная история… Как сказала Флоренс, интерес и сочувствие публики обеспечены. Но тащить Эди сюда против ее желания – определенно неправильно.

– Мы можем и не говорить о Джеке.

– О нем больше никто и не говорит. Только шепчутся. Но мама хочет, чтобы я вам рассказала. Говорит, это поможет остановить их, чтобы такого не случилось больше ни с чьим братом. Но раньше я ничего сказать не могла.