Нил Шустерман - Жажда [litres]

Падаю перед ним на колени, одной рукой приоткрываю его рот и прижимаюсь к нему губами. Затем выпускаю воду в рот Келтона – похоже на искусственное дыхание, но чуть-чуть с иным содержанием. Отвожу свои губы и, прикрыв его рот рукой, жду.

Ничего.

Ничего.

Ничего!

И вдруг – гортанный хрип и кашель. Вода фонтанирует изо рта Келтона, но я зажимаю ему рот и не даю ей излиться. Пусть чуток захлебнется. Пусть хорошенько поперхнется! Но проглотит – хоть немного!

Келтон корчится, хрипит, пытаясь откашляться и исторгнуть воду из бронхов, но идти ей некуда, кроме как обратно в рот, и я вижу, как кадык у Келтона начинает ходить вверх и вниз – он глотает!

Вновь бегу к валуну, набираю остатки воды и возвращаюсь к Келтону. Глаза его приоткрыты – он что-то соображает, но не слишком. Я вновь прижимаюсь губами к его рту и отдаю ему воду. На этот раз он приподнимает руку и придерживает меня за плечо. Я чувствую, как он пьет, как глотает, и когда вода из меня полностью переходит в него, я отстраняюсь, чтобы перевести дыхание.

Келтон смотрит на меня, еще не вполне придя в сознание. Самое время для озорных шуточек, но мы слишком далеко ушли от себя прежних, чтобы дурачиться.

– Дождь? – спрашивает Келтон.

– Самолет, – отвечаю я.

– Вот как? Это даже лучше.

Он ложится на бок и продолжает кашлять. Это ничего! Пусть кашляет, сколько ему заблагорассудится!

Я смотрю на огонь. Пожар еще бушует, хотя и не так сильно. Гарретт лежит, распростершись, на валуне и смотрит в подернутое дымкой голубое небо. Сейчас, когда наша жажда утолена, мы могли бы умереть вполне счастливыми. Но, может быть, нам не суждено умереть сегодня?

Келтон садится. Склоняется губами к рукаву своей куртки и принимается высасывать из нее воду. Я следую его примеру и вижу – самолет возвращается к водохранилищу, снижается и набирает воду для второго захода.

Мейн-стрит отмыта от пепла, Особняк-с-привидениями очищен от бродяг, а с фресок, на которых изображены любимые детские персонажи, стерты выведенные зеленым спреем непристойные картинки.

Прошло почти две недели с момента, когда восстановили водоснабжение, и именно столько потребовалось, чтобы наладить нормальную работу всего, что было выведено из строя. Увы, не все прежние работники вернулись на свои места, а потому пришлось нанимать новых, и среди них – вот этого восемнадцатилетнего билетера, которого мать заставила пойти и поработать летом. Из-за недавней катастрофы его семья потеряла целое состояние на страховых вычетах. Теперь все должны как следует засучить рукава.

– Тебе понравится, – сказала она.

Но ему не нравится. В парке все изменилось, и это стало для него грустным открытием. Что вы почувствуете, обнаружив, что Зубной феи не существует, а Санта запросто может отойти в укромный уголок и покурить травки? Да и весь парк выглядит пост-апокалиптически. Никаких костюмов, никаких процессий, никакого джаза на площади Нового Орлеана. И никаких гостей. Это – самый долгий перерыв в работе парка с тех пор, когда он впервые открыл свои ворота для посетителей. Пришлось слишком многое восстанавливать, перестраивать. И не только здесь, но и повсюду в Южной Калифорнии.

Тут побывали и мародеры, и грабители. Хотя разрушено и уничтожено было не так много. Ворвавшиеся в парк не интересовались ни одеждой, ни техникой. Они искали только одно. Торговые автоматы были вскрыты, киоски взломаны. Единственный аттракцион в парке, где еще использовалась вода, Фонтан завтрашнего дня, стал Меккой для потерянных душ, которые пили его хлорированную воду, пока она не закончилась. Начальство решило переименовать этот фонтан в Фонтан жизни. Официально заявлено, что в парке никто не умер. И это – большое дело. Ни один район в Южной Калифорнии не может таким похвастаться.

Тысячи людей по всей Южной Калифорнии объявлены героями. Как, например, менеджер электростанции, которому удалось усмирить бунтовщиков в Хантингтон-Бич, или добрый самаритянин из Тустина, спасший в тамошнем доме престарелых не один десяток людей. Спас, а сам скромно исчез, не дожидаясь почестей. Новый билетер тоже любит называть себя героем, хотя ничего особенного он не совершил – просто выжил. Но ведь и это было непросто.

Восемь часов пятьдесят восемь минут.

Билетер стоит у турникета, считая последние минуты, оставшиеся до открытия. Это – первый официальный день работы. А значит, жизнь наконец возвратилась в нормальное русло. По ту сторону Изумрудных ворот стоит очередь, и конец ее скрывается из виду. И билетер понимает, почему на открытие парка явилось так много людей, что им нужно и что они могут получить только здесь.

Во время кризиса погибло и пропало без вести более двухсот тысяч человек – больше погибало только во время войны. Но даже и эта цифра кажется не слишком высокой, а в том, что она не стала больше, люди видят настоящее чудо. И именно поэтому они в таком количестве явились сюда в утро первого рабочего дня. Ведь именно здесь, в Волшебном Парке, все еще живет волшебство. Здесь не умирает надежда, а мечты становятся реальностью.

Часы бьют девять.

Музыка стихает, словно по сигналу, сверкающие Изумрудные ворота открываются и приглашают человечество в Самую Счастливую Страну на свете.

56)Алисса

Обильно намыленная губка, мокрая мочалка, сухое полотенце. И – еще разок то же самое!

Стук в дверь ванной.

– Алисса! Выходи! – просит Гарретт. – Мне в туалет нужно.

Обильно намыленная губка, мокрая мочалка, сухое полотенце. И – еще разок то же самое!

– Иди в ванную на первом этаже.

– Я не могу. Там отец.

Обильно намыленная губка, мокрая мочалка, сухое полотенце. Одна рука, другая. Нога – и вторая. Наконец-то я буду чистой-пречистой. Еще немного – и все.

Гарретт опять стучит в дверь.

– Что ты там делаешь?

– Душ принимаю.

– Но я не слышу воды.

– Ты просто глухой.

Но Гарретт – не глухой. Душ действительно выключен. Правда, губка у меня вся в мыле, мочалка мокрая, а полотенце сухое, но вода из душа не течет. Вместо этого я черпаю теплую воду из наполовину наполненной раковины – так, как это люди делали во времена, когда не было водопровода. Теперь, когда починили бойлер, нам не нужно самим ничего кипятить. А поскольку в нашем районе дважды в неделю работает водопровод, мы можем теперь и душ принимать. Я знаю это. Знаю, но не могу. Не могу заставить себя просто поливать свое тело водой и смотреть, как она утекает в никуда.

Может быть, я привыкну. Когда-нибудь, но не сегодня. А сегодня у меня губка, мочалка и полотенце. И я счастлива. Более, чем счастлива. Я живу полной жизнью.