Владимир Моисеев - Внутреннее задержание [СИ]

— Согласен, они свободно передвигаются по станции. Но, с другой стороны, как они смогут сбежать с Луны?

— И все-таки очень странно, что ты считаешь своих пациентов преступниками, — с искренним удивлением сказал Горский. — Должен сказать, что все они прибыли на Луну добровольно.

— Кроме меня!

— Ты — особый случай.

— Почему?

— Очень умный.

Если бы Зимину сказал это кто-то другой, а не господин Горский, он посчитал бы это оскорблением, насмешкой. Но глупо было приписывать господину Горскому низкие чувства. Зимин попробовал интерпретировать эти слова по-другому, благоприятным для себя способом. Будто бы он настолько замечательный специалист, что без него научная программа психофизиков потерпит неизбежный крах. В этом была доля правды. Зимин уже несколько раз сталкивался с тем, что господин Горский имеет весьма слабое представление о технике допросов. Вот для чего он им нужен, — для практической работы с пациентами.

— Ты иногда бываешь с ними очень строг.

— С кем?

— С пациентами, которых допрашиваешь.

— Скорее наоборот.

— Вот даже как.

— Вы бы послушали, какие хитроумные доводы против бессмертия они придумывают. Изощренные, колкие и ехидные. Они, мои пациенты, практически все настроены против Коллегии. Мне трудно не считать их врагами.

— Как ты сам относишься к бессмертию?

— Ничего оригинального в голову не приходит. Самое величайшее достижение разума за всю долгую историю человечества. До сих пор люди были заложниками смерти и о таком даре могли только мечтать.

— Сам-то уже оформил заявку на таблетки?

— Не помню. Вроде бы нет.

— А что так?

— Времени не хватает. Дела, заботы. Не хватает сил заниматься личными проблемами.

— Вот это зря. О себе никогда не следует забывать. Надо проследить, чтобы ты после работы восстанавливал силы, как того требует трудовое законодательство. То, что ты не таскаешь ящики, не значит, что не нужно отдыхать. Моральная усталость, она бывает ужаснее физической.

— Спасибо, конечно. Но что-то страшновато, боюсь надолго один оставаться. Я ведь зеркала снял, а теперь новая напасть. Сижу в каюте и думаю: «Вот здесь зеркало висело». И весь кошмар повторяется. Лучше я поработаю. Для меня удачный допрос — лучший отдых. Люблю с людьми на отвлеченные темы поговорить. Забываю на время о своих болячках.

— Ну, смотри… Не переусердствуй.

— Иногда мне становится их жалко. Взрослые люди, а ведут себя как дети. Я имею на это право?

— Конечно! Первая хорошая новость за месяц!

Как-то все получилось на удивление плоховато. Там, на Земле, Горскому почему-то казалось, что очистить Зимину голову от наслоений ложной памяти будет нетрудно. Он привык считать, что разум предназначен для того, чтобы выбирать из множества возможностей наиболее логичную и простую. А поскольку реальность всегда логичнее, чем самая тщательно проработанная мистификация, то мозг обязательно отбросит искусственные вставки и вернется в первоначальное состояние. Кстати, и Зимин втолковывал ему это часами. Он поверил. Собственно, именно полная уверенность в неизбежности подобного восстановления и послужила основанием для того, чтобы начать эксперимент с глубокой ложной памятью. Горский не сомневался в правильности теоретических расчетов Зимина. И не смог представить, что все выйдет так коряво.

Однако теория оказалась неверной. Ложная и базовая памяти непонятным образом переплелись, вытеснив реальные воспоминания и заменив их подделкой. Разум отдавал преимущество искусственным построениям. Это был важный научный результат — впредь следовало отказаться от веры в то, что работа мозга основана на чистой логике. Жалко, что это научное открытие не могло помочь Зимину вернуть базовую память.

А с этим возникли проблемы. То ли ложная память плохо легла и не смогла полностью заместить реальные ощущения, то ли современная психофизика пока еще недостаточно хорошо разобралась с основополагающими принципами работы человеческого сознания.

Горский рассчитывал, что с помощью тонких доводок ему удастся свести к минимуму возникшее раздвоение личности друга. Но ничего путного не вышло. Зимин увяз в выдуманном мире. Первоначальное предположение, что через две недели базовая личность полностью вытеснит ложную память, оказалось ошибочным. Теперь срочно требовалось отыскать неординарный ход, который бы позволил очистить сознание Зимина от искусственных наслоений. У Горского больше не было права на ошибку. Отныне любая неудача с исправлением ложной памяти грозила окончательно уничтожить личность Зимина.

Но, как назло, ничего путного придумать Горский так и не сумел. Только здесь, на Луне, он понял, как важна была для него помощь друга. В конце концов, так сложилось, что они привыкли работать вместе. И теперь Горскому не хватало компетентного собеседника, с которым можно было бы обсудить возникшие трудности. Сколько раз они помогали друг другу находить выход из, казалось бы, безнадежных ситуаций. Две головы всегда лучше одной, тем более, сейчас, когда эксперимент явно вышел из-под контроля. Но Зимин помочь не мог, он сам нуждался в помощи. Оставалось надеяться только на невообразимое чудо или на счастливый случай.

В дверь постучали. Аккуратно, но настойчиво. Горский удивился, он никого не ждал. Открыл. На пороге стояла симпатичная женщина. Красивой назвать ее было трудно, что-то неуловимо неправильное было в ее облике, точнее, непривычное. Но то, что она умела производить на мужчин впечатление, не вызывало сомнения. Она была не из тех, кого легко забыть.

Наверное, Горский рассматривал нежданную гостью чуть дольше, чем позволяют приличия, потому что на устах женщины появилась приятная улыбка. Она почувствовала, что привлекла его внимание, и это ей понравилось.

— Здравствуйте, — сказал Горский. — Чем могу быть полезен?

— Хочу с вами поговорить.

— О чем?

— О вашем друге Зимине.

— Вот как. А позвольте узнать, кто вы? И откуда знаете Зимина? — Еще на Земле, при подготовке к работе на Луне, Горский лично проверил личные дела персонала и удостоверился, что знакомых людей там не будет.

— Я — Нина Вернон, партнерша Корнея, доставшаяся ему по жребию.

Ничего более поразительного Горскому до сих пор не приходилось слышать. Какая-то тарабарская белиберда. Партнерши по жребию распределялись на лунной станции только в ложной памяти Зимина, это был всего лишь один из составляющих эмоциональных элементов выдуманной ими истории. Они, помнится, от души потешались, когда прописывали этот смешной нюанс в начальные условия эксперимента. На самом деле, конечно, никаких партнерш не существовало, и быть не могло. Это было лишь ложное воспоминание, некая мысленная заплата, моделирующая искусственную среду обитания. Впрочем, Зимин что-то такое рассказывал о Нине Вернон, которая неожиданно заняла важное место в его лунной жизни, но Горский и подумать не мог, что однажды в его дверь постучится настоящая живая женщина. Он не сомневался, что пока еще способен отличать реальность от выдумки. Но факт внезапной материализации придуманной девицы ему не понравился. Предстоящее взаимопроникновение миров представлялось ему настоящей катастрофой.