Владимир Моисеев - Вот-вот наступит счастье [СИ]

— Кто вы? — спросил Зимин. — Что вы здесь делаете?

— Я здесь живу. А что такое?

— А где тетя Клава? — прозвучало это глупо.

— Не знаю.

— Вы родственник? Почему я вас не знаю?

— Все мы чьи-то родственники, — уклончиво заявил незнакомец.

— Когда тетя Клава вернется?

— Послушайте, молодой человек, я не знаю никакой тети Клавы. Две недели тому назад я купил этот особняк в городском агентстве по недвижимости. Признаться, меня привлекла удивительно низкая цена. Наверное, прежним владельцам понадобились деньги. Так бывает.

«Бред какой-то!» — подумал Зимин, у него дрожали руки. Он достал коммуникатор и набрал знакомый номер. «Номера, который вы набираете, не существует. Уточните свой запрос и повторите попытку».

А ведь было время, когда Зимин думал, что его ничто больше не сможет удивить и, тем более, вызвать крайнее замешательство, когда кажется, что земля уходит из-под ног, и запрограммированный врагами ужасный мир готов поглотить тебя без остатка, потому что рациональные законы перестают работать.

На всякий случай Зимин еще раз вызвал тетю Клаву по коммуникатору. И опять услышал сообщение: «Номера, который вы набираете, не существует. Уточните свой запрос и повторите попытку».

— Вы что, пьяны? — спросил человек в халате.

— У меня болит сердце.

— Принести воды и таблетку валидола?

— Буду благодарен.

— Пойдемте со мной, вам нужно немного полежать. А то помрете невзначай, отвечай потом.

Зимин лежал на диване и пытался сосредоточиться. Он не понимал, что происходит. Убийство Лобова и Тамары, теперь исчезновение тети Клавы. Спецоперация? Заговор врагов бессмертия? Неожиданно он заметил на столике возле сейфа, среди других вещей, приметную шкатулку, в которой тете Клава хранила важные документы. Кто-то вытащил ее из сейфа и поленился выбросить на помойку. Зимин бросился к столику. Замок шкатулки был сломан. Новый хозяин рассчитывал обнаружить там что-нибудь ценное, но она, естественно, была пуста. О секретном кармашке кроме тети Клавы знал только Зимин. Он запустил руку под бархатную подкладку и нащупал маленькую бумажку.

На ней было написано следующее:

«Меня больше нет. Не ищи. Это бесполезно».

Послышались шаги нового хозяина особняка. Зимин успел вернуться на диван.

— Бледненький вы какой-то, хилый, берите таблетку и проваливайте.

Часовой у заставы заулыбался, увидев Зимина.

— Что-то вы невеселый. Неудачно сходили в гости?

— Можно и так сказать.

— Больше к нам приезжать не будете?

— Как вы догадались?

— А у вас это на лице написано.

Утром Зимин пришел на работу вовремя и постарался ни единым жестом или взглядом не выдать волнение, его переполняющее. Наступили решительные деньки, он это чувствовал. У него не осталось сомнений в том, что враги практического бессмертия готовы перейти от болтовни к беспощадным насильственным действиям. Зимин должен был сделать выбор, решить по какую сторону баррикад ему следует занять позицию.

Намерения Нау казались ему наиболее справедливыми. Зимин понимал, к чему он призывает. Его цели и методы, с помощью которых он собирался их достичь, были разумны и обоснованы. Прочие взгляды Зимин считал не заслуживающими внимания. Выбора у него не было.

Удар уже был нанесен, пострадали знакомые ему люди. Зимину хотелось знать, каков должен быть ответ. Об этом знал только Нау. Зимин не сомневался, что он придет и обстоятельно проинструктирует его. Слишком важными представлялись надвигающиеся события, слишком велика была цена за малейшую ошибку.

И Нау пришел. Не один. Он привел красивого мужчину. Зимин мог поклясться, что никогда прежде его не видел. И все-таки лицо незнакомца казалось смутно знакомым. Так бывает с киноактерами, вроде видел, но в каком фильме вспомнить не удается.

— Вы нас познакомите? — спросил Зимин.

Нау очень понравился этот вопрос, он с удовольствием расхохотался, забавно покачивая головой.

— Это Горский. Не помните?

— Нет.

— Что ж, будьте знакомы.

— Я могу быть откровенен при господине Горском?

— Да. Конечно.

— Вы знаете о несчастьях, которые случились вчера?

— Вы о Лобове и вашей тете?

— Да. Ужас какой-то. Не знаю, что делать.

— Я тоже не знаю, — неожиданно признался Нау.

— Не нужно было нарушать условия эксперимента, — сказал Горский с неприятной ухмылкой.

— Все будет хорошо, Зимин. Мы попросим помощи у этого господина, — сказал Нау. — Довольны, Горский? Чувствуете себя спасителем?

— Нет. Столько труда пропало без толку!

— Да ладно, посмотрите на Зимина. Человек погрузился в предложенную среду наилучшим образом. Вы, наверное, и не предполагали, что все получится так эффектно?

— Мне не нравится черное программирование.

— Жизнь многообразна! Об этом следует помнить, — сказал Нау и смешно погрозил Горскому пальцем. — Нам достаются не только конфеты, но и куски грязи.

— Вы не имели права вмешиваться в эксперимент так нагло и бесцеремонно.

— Простите, не удержался. Думал, что будет весело.

Неожиданная резкость Горского произвела на Зимина сильное впечатление. В первую очередь потому, что слова его смутили Нау. Тот покраснел и виновато опустил глаза, застеснялся.

— Ничего не понимаю, — признался Зимин.

— Сейчас Горский расскажет свою версию забавной истории, в которую мы, собравшиеся в этом кабинете, попали, — сказал Нау. — Мы его выслушаем и вместе решим, что делать дальше.

Горский кивнул.

— Так-то лучше. Итак, жили-были два друга…

Зимин не удержался:

— Горский и Нау, — машинально закончил он.

— Нет. Горский и Зимин, — поправил его Нау.

— Не перебивайте, — сказал Горский. — Жили-были два друга: Горский и Зимин. Они учились в городской гимназии. Потом им повезло. Их заметили наставники — люди, которые занимаются отбором детей для своих таинственных интеллектуальных проектов. Так Горский с Зиминым оказались сначала в специнтернате, где им преподавали настоящие науки, а потом и на Высших курсах, закончив которые, они стали психофизиками.

Работа у них была очень интересной. Они занимались записью человеческого сознания на внешний носитель. По мнению научного сообщества, подобные эксперименты должны были привести человечество к эволюционному скачку. Романтики считали, что, избавившись, наконец, от тела, люди смогут больше времени уделять духовному росту. И вот тут возникли трудности. Глупо было ожидать, что бессмертное существо, вынужденное тысячу лет занимать скромный пост чиновника среднего звена или какого-нибудь координатора в какой-нибудь районной конторе, сохранит интерес к жизни на долгие годы и века. Все приедается. Людям требуется разнообразие.