Владимир Моисеев - Мизантроп [СИ]

Давно это было написано, еще в XIX веке. И, в общем, прошло незамеченным, пока один парень не выбрал эти строки эпиграфом к сборнику рассказов. В настоящее время толкование понятия «свободы» стало недопустимо вольным. До такой степени вольным, что стало мешать выполнению утвержденного тайным обществом плана развития человечества. Настало время наводить порядок. Пришлось работать с футурономом, — это самый простой способ сформировать нужные тенденции. Лида пояснила: «Я употребила слово «пришлось» для того, чтобы у тебя не развилась мания величия». Я кивнул. Все верно.

Третий сценарий — самый простой и понятный. Мир изменился. Проблемы с экономикой и так далее (смотри сюжеты 1 и 2) заставляют группу инициативных граждан действовать быстро и решительно. Они вознамерились построить Новую Утопию, где были бы воплощены самые сокровенные мечты и устремления прогрессивного и не очень человечества. Сами они не разбираются в теории построения будущего. Вот им и понадобился футуроном для решения теоретических проблем.

— Насколько я понял, меня попытаются использовать в любом из придуманных тобой сценариев?

— Тебя уже используют. А то, что ты этого еще не заметил, говорит о высоком профессионализме злодеев. Они знают, чего хотят.

— Как это?

— Заставляют постоянно говорить о будущем. Других способов использовать тебя я не знаю.

— А ты, значит, не используешь меня?

— Не груби, мальчишка. Я тебя люблю.

— Может быть, мне следует забросить футурономию? Или реже выставлять результаты?

— Вовсе нет. Если ты замолчишь, они тебя убьют.

— Все равно убьют, когда догадаются, что на будущее я воздействовать не способен.

— Не обязательно. Мне вообще пока непонятно, какую пользу могут приносить разговоры о будущем? Сам-то ты как считаешь?

Признаюсь, Лида озадачила меня. Правильного ответа я не знал. Никогда не думал о практическом применении исследований будущего. Не уверен, что любое действие обязательно должно приносить людям выгоду. Изучение вероятного будущего, скорее, говорит об обратном. Люди так устроены, что не верят научным предсказаниям. Им больше понятны гадалки и экстрасенсы.

— Думала, ты знаешь, чем и для чего занимаешься, — расстроилась Лида. — Это ведь твоя работа.

— Пока мне понятно только то, что враги дурят себе голову недостижимыми мечтами и пустыми идеями. Если отбросить невозможное, твои сценарии можно считать попыткой построить Новую Утопию. Отличаются сюжеты мелкими деталями, связанными с тактикой, но не со стратегией.

— Что ты считаешь невозможным в моих моделях?

— Естественно, упоминание о Всемирном заговоре. Разговор о конспирологии неуместен.

— Почему? — спросила Лида.

— Не знаю. Неуместен и все.

— Никогда не понимала, почему богатые, обладающие реальной властью люди не способны объединиться для того, чтобы увеличить состояние и укрепить свою власть. Что им мешает? А потом поняла, что ничто им не мешает. Рабочие создают профсоюзы для того, чтобы отстаивать свои права. Чем олигархи хуже? У них для придумывания гнусных планов больше возможностей.

— И тайные властители мира собираются в укромных местах и самолично принимают решения, касающиеся судеб мира. Ерунда. История, годная только для желтой прессы.

— О чем ты? — удивилась Лида. — О каких тайнах? Давно уже все делается открыто. Директивы рассылаются правительствам суверенных государств и, более того, они беспрекословно исполняются. Тебе, как исследователю будущего, это должно быть известно.

— Однако не верится, что-то.

— Вспомни своего убитого одноклассника.

— Пока я могу говорить только о попытке построить Новую Утопию. Кто конкретно собирается это сделать — вопрос открытый.

— Напиши какую-нибудь гадость про утопии. Самый простой способ заставить врагов открыться.

— А они меня не убьют за это?

— Я бы не убила.

— Не люблю я эти утопии.

— Напиши без любви. С неодобрением.

— Это уже получится антиутопия.

— Вот и напиши, что разницы между антиутопиями и утопиями нет. Твоим врагам это не понравится.

Я согласился, что это хорошая тема для троллинга.

Мне самому было интересно разобраться с некоторыми литературными штампами, характерными для утопий и антиутопий. Многие из них были откровенно смешны. Но читатели привыкли принимать их всерьез.

— С антиутопиями что-то не так? — поинтересовалась Лида, наблюдавшая, как я похохатываю, выписывая на листок бумаги свои замечания.

— Они плохо описывают будущее. Для читателя это не большой грех, но мне не интересны вымыслы, о которых заранее известно, что они никогда не сбудутся.

— Ты говоришь о плохих антиутопиях, я же напишу самую лучшую, самую точную.

— Невозможно. Сбывшаяся антиутопия — оксюморон. Нельзя жить в антиутопии, потому что антиутопия — это предчувствие беды. Описание сбывшейся беды — всего лишь реализм.

— Уже сейчас есть люди, утверждающие, что мы живем в антиутопии.

— Какая чушь. Я бы спросил, когда была придумана антиутопия, в которой мы якобы существуем? Тридцать лет тому назад, пятьдесят, семьдесят? А вот расскажите этим предполагаемым сочинителям ужасов, что у нас, у каждого желающего, есть выход в Интернет, возможность мгновенно связываться с любым человеком в мире, читать нужную литературу, получать необходимую информацию и новости со всех концов Земли. О том, что большинство людей больше не задействованы в промышленности, а трудятся в офисах, оказывая услуги населению и создавая интеллектуальные ценности. Для них это была бы даже не утопия, а рай!

— Ты меня запутал. Не могу пока сказать, в чем твоя ошибка. Но что-то ты накрутил.

— Меня не устраивают кирпичи, из которых строятся антиутопии.

— Какие кирпичи?

— Во-первых, страх перед будущим. Во-вторых, жестко разделенное на элиту и не попавших в списки избранных общество. В-третьих, бессмысленность жизни как норма. В-четвертых, нежелание людей менять систему, угроза для антиутопии исходит исключительно от героя, по каким-то причинам выброшенного из привычной среды. Каждый пункт я готов подвергнуть критике.

— Даже про разделение общества?

— Без труда. Представляется, что это самое разумное, что сейчас можно сделать для минимизации социального напряжения. Но это, конечно, заблуждение.

— Хорошо бы ты это сумел доказать.

— Будущее не нуждается в доказательствах.

— А ты докажи не будущему, а мне.

— Свое мнение я высказывал неоднократно: помешать сепарации трудно, следует признать, — это лучший выход из сложившейся ситуации, но это не значит, что раскол мне нравится. Предсказать его последствия очень трудно, нужно готовиться к ужасам и неизбежным бедствиям. Пропасть между богатыми и бедными возникла не вчера, она существовала всегда. Все знают, но помалкивают, как о пошлой банальности.