Дидье Ковелер - Время остановится в 12:05 [litres]

Держа медведя за ногу, я спускаюсь в прихожую. Вдова так и лежит без сознания на ковре. А рядом с ней валяется телефон, откуда доносится возмущенный голос страховщика. Я не чувствую в себе достаточно смелости, чтобы справиться с этой ситуацией. Тем более теперь это ничего не изменит.

Я прикладываю медведя к сердцу старой дамы. И ухожу навстречу сумеркам, предварительно сообщив о случившемся соседям.

Шторм утих, но улицы еще пустынны. Я иду по набережной к станции метро. По дороге останавливаюсь перед Чудо-ивой и отрываю от ствола кусочек коры, необходимый для возвращения. Готово. Осталось только добраться до дома и достать ручку. Надеюсь, я не слишком задержался в этом времени. Боюсь представить, какой станет моя жизнь здесь без Пиктона – живого или мертвого, – если временной туннель вдруг закроется.

Надо бежать к метро, но я совершенно обессилел. И почти готов отказаться от своих планов, смириться с судьбой. В конце концов, может, мне предназначено жить нормальной жизнью. Здесь, в этом искусственно воссозданном мире, который стал реальнее того, настоящего. Жизнью, в которой воспоминания о моих подвигах и приключениях тайного супергероя растают, как несбыточные мечты. Жизнью, в которой я останусь толстым неудачником. Еще одним бесполезным ртом в гибнущем мире. Это будет жизнь без будущего, зато тихая и спокойная.

Спокойная… Интересно, как там отец? Если его арест связан со мной, то у полиции больше нет причин его задерживать. Теперь, когда Пиктон окончательно умер. Это единственный плюс для Бренды, которую я больше не рискну подвергать опасности.

Я быстро прячусь за стволом Ивы. В ста метрах от меня она идет по пляжу с Луи. Судя по всему, они избавились от Мака с его спортивной тачкой. Теперь эти двое рассказывают друг другу свою жизнь. Жестикулируют. Случайно соприкоснувшись руками, они тут же расходятся, но через несколько шагов опять неуклонно сближаются. Порывы ветра доносят обрывки фраз:

– Мужчины не только жили за мой счет, но еще и упрекали меня, что теряют со мной свою независимость…

– И у меня та же история! Старый скряга не дает мне и ломаного гроша, но при этом утверждает, будто я – хищник!

– И всё-таки лучше, когда тебя считают хищником, чем дурачком.

– Скажу без хвастовства – я совмещаю в себе обоих.

– А вы умеете разговаривать с женщинами…

Я решаю не тревожить их сообщением о смерти Пиктона. Это подождет. Сейчас важнее начало любовного романа. Хоть мне от этого и грустно, но я так уверен в будущем Бренды с этим типом, что ладно уж! Я буду почти счастлив за них обоих. И всё же я чувствую себя лишним в этом мире. В реальности № 1 у меня, по крайней мере, была ставка: вырвать Керри из когтей Нокса…

Сжав в кармане кусок ивовой коры, я бегу к метро.

Дома никого нет. Я закрываю дверь и зажигаю всюду свет, чтобы чувствовать себя чуть лучше среди этого разгрома. Запах солодки и корицы не исчез, даже усилился. Кажется, он идет из кладовки, которая служит отцу кабинетом. Принюхиваясь, я оглядываю эту конуру. Компьютер и папки исчезли. Остались только школьные тетради, которые он проверял, сидя в старом кресле-качалке. Одна из них лежит отдельно. Вверху страницы, каллиграфически исписанной фиолетовыми чернилами, отец нацарапал своим некрасивым угловатым почерком:

Отличное понимание текста и замысла автора. Но не изменяйте своему стилю, когда хотите выразить эмоции: разумная сдержанность лучше сочетается с вашим аналитическим складом ума.

Мое сердце сжимается, пока я читаю это. Не могу сказать, что я ревную, но мне бы очень хотелось вызывать у отца такое же восхищение. Ко мне-то он относится снисходительно и пристрастно. Пытается закрыть глаза на то, что в учебе я полный ноль, и любит меня таким, какой я есть. Может, если бы я смог совершить что-нибудь невозможное, то заслужил бы его уважение? Ведь у меня тоже аналитический склад ума.

Сочинение датировано вчерашним днем. Я машинально перевожу взгляд на имя ученика. И замираю. Этого не может быть! В графе «класс» стоит прочерк. А запах тем временем все усиливается.

– Томас…

Мои пальцы замирают на листке с сочинением. Я услышал, как прошелестело мое имя, словно фиолетовые строчки зовут меня. Слабый, сиплый голос откуда-то снизу, настойчиво повторяющий два слога.

Я отпрыгиваю в сторону, приподнимаю ковер. Просовываю пальцы между трухлявыми сосновыми половицами и открываю люк в полу. Едва я начинаю спускаться по лестнице, внизу загорается свет. На полу тайного отцовского убежища, в окружении полок с запрещенными книгами, сидит Керри и смотрит на меня, держа палец на выключателе.

– Томас, – повторяет она хриплым голосом.

У меня на языке вертится множество вопросов. Она меня знает? Она не немая? Как она сюда попала? Прижав колени к груди, она смотрит на меня со страхом и надеждой.

– Я – Керри, ученица твоего отца.

Я не могу в это поверить. Как у преподавателя заштатного коллежа может учиться юная мисс Объединенные Штаты? Он дает ей частные уроки? Но почему отец скрывал это от меня? Ведь мы с ним очень близки.

– Что ты здесь делаешь?

Вопрос прозвучал грубо, и я немедленно пожалел об этом.

У Керри дрожит подбородок. Она с минуту смотрит на меня, потом опускает голову на колени. Бедняжка трясется, как в ознобе. Растерявшись, я сажусь рядом, и меня накрывает облаком ее духов. Не поднимая головы, Керри медленно произносит своим неустойчивым голосом, почти проглатывая гласные:

– Господин Дримм сказал… что я могу рассчитывать на него… если у меня возникнет проблема…

Я молчу, ожидая продолжения. Не дождавшись, спрашиваю:

– Например, какая?

– Мой отчим.

Я совершенно сбит с толку ее манерой говорить. Надтреснутый, словно старческий голос совсем не вяжется с потрясающей внешностью девушки.

– Твой отчим?

– Он умер.

Я сжимаю ее руку и бормочу, что это очень печально. Неожиданно Керри мотает головой.

– Печально? Вовсе нет. Только очень страшно.

Я ничего не понимаю.

– Он опять приставал ко мне. Я пыталась убежать. Он бросился за мной со столовым ножом. Потом споткнулся и проткнул себя насквозь. Когда я поняла, что он мертв, я вдруг услышала, что кричу. Впервые за много лет. Его домогательства начались еще в детстве. Я пыталась рассказать матери. Но она не верила. Тогда я замолчала.

Я слушаю, ошеломленный ужасами, которые она рассказывает, и ее отрешенным тоном, словно она говорит о ком-то другом. А еще я не могу поверить, что Керри так откровенна со мной, так доверчива. Словно мы продолжаем вслух наш молчаливый диалог в полицейском фургоне. Но она никак не могла меня узнать. Не могла вспомнить другое созданное мною прошлое. «Принцип параллельных вселенных состоит в том, что они параллельны», – говорил Пиктон. То есть никогда не пересекаются.