Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 1)

— Конечно! — Меня не надо было приглашать дважды. Заодно и потренируюсь в знании этикета не перед Паулитой или её пристрастной сестрёнкой, а перед чужим человеком. Что-то вроде экзамена. Мои руки заскользили над столом, накладывая деликатесы в свою тарелку. Кажется, все приборы и устройства использовал по назначению, во всяком случае, отражения, что что-то делаю неправильно, в глазах сеньориты не увидел.

— Почему ты больше не позвонил? — спросила она, видя, что первый бросок на еду закончился, и я стал аккуратничать. — Знаешь, когда девушкам вот так звонят среди ночи… А потом подрывают их дом… Можно было вызвонить меня на следующий день и дать объяснения. Или через день. Или ещё через. Я же ждала-ждала, и…

Я пожал плечами.

— Не решился. Мы с тобой слишком мало знакомы. Ты подруга Фрейи, и вербовала тебя она. Я посчитал нескромным со своей стороны так фамильярничать.

Она подалась вперёд, нависнув над столом; глаза её засияли огнём сверхновых класса «А»:

— Хуан, ты напрасно думаешь, что мы незнакомы. Может ты и плохо меня знаешь, что, в общем, поправимо, но я знаю о тебе ВСЁ! ВСЁ-ВСЁ! Понимаешь?

Нет, пока не понимал.

— Мы с Фрейей вместе искали тебя, я была рядом. Более того, это я отговаривала её от безумств при твоих поисках. Надо же, слово какое придумали, «нонконформисты»!

Я чуть не подавился. Что, всё настолько серьёзно?

— Она хотела убить, растерзать тебя, но я отговорила, — продолжала девушка. — Потом же, после просмотра записей со школы, наоборот, задумала тебя охомутать, совратить и… — Махнула рукой. — Не важно. И я вновь не дала. Потом захотела раздобыть твоё личное дело. Не раздобыла, зато нашла тебя самого, где совсем не ожидала. А после начался такой информационный поток, что даже у меня крыша чуть не слетела в атмосферу. Да, Хуан, я в курсе, что и как ты с нею вытворяешь, формально ни разу её не… Переспав.

Мне захотелось покраснеть. Хотя бы кончикамушей. Жаль, что за последнее время я разучился это делать.

— И что ты хочешь этим сказать? — выдавил я после долгого молчания.

— Хочу сказать, что теперь твоя очередь знакомиться со мной. — Она выдавила искромётную улыбку. — Причём сразу вживую, в отличие от меня. Считаю, это неправильно, всё знать о человеке, но не быть знакомыми.

— Да ещё когда он, собака серая, после ночных звонков не перезванивает! — потянул я.

— Именно. Может всё-таки вина? Совсем чуть-чуть? — Её рука потянулась к бутылке. — Мы же с тобой моды, у нас совсем иной уровень алкогольдегидрогеназы.

— Давай, — махнул я рукой. Она налила. И мне, и себе. Мне чуть-чуть, но и себе совсем-совсем мало. Что понравилось.

— За знакомство! Личное, — уточнил я и улыбнулся. Чокнулись. Выпили. Я сразу, она же пригубила в три присеста.

— Это хорошо, что ты не поддался и выбрал Фрейю, — продолжила эта девушка после того, как поставила пустой бокал. Я, не ожидавший таких слов, сначала не понял, о чем речь, после чего закашлялся. — Изабелла не для тебя, не твой уровень. Ты только погубишь себя и свой талант. А главное, своё будущее.

— Талант? — вычленил я совершенно ненужное слово, чтобы потянуть время.

— Да, талант. Воздействовать на людей. Манипулировать. Или вести за собой — это вопрос терминологии. У тебя большое будущее, большие перспективы, и мне бы не хотелось, чтобы ты закапывал себя из-за этой дряни.

Я картинно скривился, лихорадочно раздумывая, какую бы стратегию взять на вооружение. Слишком уже меня сеньорита Феррейра огорошила. Слишком неожиданны стали её слова.

— Она красивая. И в постели, наверное, ничего, — вновь потянул я. — Во всяком случае, то, что они творили с Паулитой в туалете… Порно отдыхает!

Сильвия осуждающе покачала головой.

— Она дрянь, Хуан. Характер — склочный. Наглая. Избалованная. Но главное, она ВТОРАЯ. И никогда не станет первой. Потому, что если станет, бедной будет эта планета.

— Ты её недооцениваешь… — попробовал возразить я, но собеседница была непреклонна:

— Ты слишком плохо её знаешь. Нет, она не твой вариант. И слава богу, что ты от неё отказался. Кстати, это тебя она разыскивала в королевской галерее? Это ведь ты тот потерянный мальчик?

Я издал обречённый вздох и нехотя кивнул.

— Не поверишь, но когда шёл в корпус, не знал, кто она. И долгое время думал, что меня действительно взяли ради эксперимента, а не из-за её среднего высочества.

Сильвия нахмурилась.

— Не думаю, что только ради этой дряни. Мне кажется, то, что ты — Веласкес, сыграло более значимую роль. В политике это важнее, Хуан. Хотя да, не вышвырнули в первый миг скорее всего из-за неё. Но! — вскинула она палец вверх, останавливая любые мои возможные возражения. — Но сразу после твоего принятия они начали методично тереть о тебе все данные. Что даже мы, Фрейя и её взломщики, ничего о тебе не нашли. Пока ты не засветился в школе, а это было значительно позже. То есть, планы свести тебя с Фрейей появились сразу, невзирая на первопричину твоего прихода и принятия.

Не поспоришь. И я не спорил. Сидел, обалдевал, что слышу эти рассуждения не от кого-то близкого. Не от имперского агента со связями Гортензии, не от Мишель или иного офицера с допуском. И даже не от своих девочек или всё-всё знающей Камиллы. А от постороннего человека, которого до этого считал совершенно чужим, которому стеснялся из-за этого позвонить, сказать слова благодарности.

— Я не хочу обсуждать эту тему, — наконец, пришёл я в себя и решил тупо сменить пластинку. — Расскажи лучше, как это ты, родная дочь Железного Октавио, пошла против него? С чего вдруг?

Лицо Сильвии посерело, попасмурнело. Брови нахмурились.

— Хуан, мой отец неправ.

Пауза.

— Понимаешь, я сделала это именно потому, что я — дочь Железного Октавио. Я не могу указывать ему, как жить и что делать, не могу переубедить — не имею соответствующего авторитета. Но когда вижу, как сильно он ошибается, готова идти на любые меры, продать душу дьяволу, чтобы достучаться. И он понял! — воскликнула она. — Что был не прав.

Я скривился ещё сильнее, чем когда мы упомянули имя этого человека впервые.

— И как же это выражается?

— Он не наказал меня. И даже не вызвал на приватный разговор по этой теме. Хотя всё знает — видела по его взгляду и ненависти Себастьяна.

— Он не может признать неправоту, Хуан! — воскликнула она с жаром. — Такой вот человек. Не может сказать это в лицо. Иначе бы не был Железным Октавио. Но понимает, что ошибся, что нельзя так с людьми, пусть даже это простолюдины. И тем более нельзя так с беременными женщинами… — добавила она тише. — Он раскаивается. И готов заплатить любые деньги, чтобы его простили…

— Сильвия, солнце, — усмехнулся я, борясь с приступом — пальцы задрожали, а глаза начали наливаться кровью. — Там, в торговом центре, погиб мой сын. Который ещё даже не был рождён. Как думаешь, мне интересно знать о раскаяниях твоего отца и способности или неспособности признать неправоту?