Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

— Аγαπ σε?!! — заорал Александр — Θα καταδικάζουν σε θάνατο?!! [4] Словосочетание «Θα καταδικάζουν σε θάνατο» означает: «Я приговорил тебя к смерти» (древнегреч.); Ты так любишь брата Максима, что приговорил его к смерти?!! Да ты — маньяк, Серафим-братоубийца!!! Ты пролил его кровь и хотел замести следы?! Не вышло! Αίμα για το αίμα!! Σε καταδικάζω, Σεραφείμ-братоубийца, στο θάνατο!! [5] Кровь за кровь!! Я приговариваю тебя, Серафим-братоубийца, к смерти!! (древнегреч.).

Александр поднял с земли винтовку Серафима.

— Боже… Боже… — часто дышал Серафим, как заклинание повторяя: — я не убивал… я не убивал его…

Александр передернул затвор и вскинул винтовку.

— Не надо… дорогой брат Александр, — вдруг он услышал тёплый красивый голос. Он не сразу сообразил, что говорил противоречащий. — Помолись сейчас Господу, Александр! Это морок! Помолись Отцу нашему Небесному и морок рассеется!

Александра захлестнула тишина. Он, как во сне, опустил винтовку и перевёл взгляд на противоречащего. На его разбитом лице были живые глаза, взглянув в них, его окутало каким-то знакомым теплом и светом.

— Молись, брат Александр… молись… молись!

Из Александра будто вынули чёрный, холодный стержень. Схлынула ярость, и он бессильно упал на колени.

— Боже, — сказал Александр, опёршись прикладом винтовки о землю, и прижал лицо к её стволу. — Прошу тебя, не дай обагрить кровью руки этого человека, которого я когда-то я так любил, который когда-то был мне братом, кого исповедовал, и кому исповедался сам, с кем причащался святому Телу Сына Твоего и пречистой Его крови…

Он посмотрел на Серафима, по щекам которого текли слёзы, поднялся и, пошатываясь, подошёл к нему и, присев рядом на корточках, долго смотрел ему в глаза. Серафим с невыносимой болью в глазах беззащитно молчал и, всхлипывая, не отрываясь, смотрел на него.

— Ты совершил страшные преступления и больше не брат мне, — с мукой в сердце сказал Александр. — Но Бог милостив, и я прощаю тебя и предаю Его суду. Я буду молиться о тебе, чтобы в сердце твоём Он сотворил покаяние. В память о нашей братской любви я не сообщу о твоих преступлениях церковному суду. Пусть не будет моей вины в том, что ты понесёшь наказание и очищение в Козеозёрском монастыре, если только ты через покаяние не переживешь катарсис и сам не явишься с повинной. Я больше не твой Наставник, а ты больше не мой послушник. Прощай, Виктор.

— Отец Александр!!! — заорал Серафим. — Не называй меня так!!! Я не убивал брата Максима!!! Не оставляй меня, любимый отец, умоляю тебя!!! Развяжи меня, пожалуйста!! Я на коленях прошу прощения у тебя за всё, что я с тобой сделал!!!

— Не надо, я тебя уже простил… Оставайся с Богом.

Серафим зажмурился и сильно задышал… Александр безразлично отвернулся от него и, опёршись о винтовку, встал. Он повернулся к противоречащему и увидел, как тот, хрипло дыша, поднял на него переполненные болью глаза, и негромко сам себе сказал:

— Мне осталось лишь разобраться с одним делом…

Какую же змею мы пригрели на груди! Какой кошмар я пережил! Говорил я Питириму, что нельзя оживлять этого монстра, и что теперь? За ним явилась другая особь таких же размеров! Глядя на их страшные разборки, на их «высокие» братские отношения, я всё время надеялся и ждал, когда же они, наконец, как пауки в банке, перебьют-то друг друга? Зачем вот только Питирим вмешался? Теперь у них всё закончилось миром, и этот жуткий тип занялся нами.

Он приблизился к Питириму и, стоя над ним, неприятным голосом сказал:

— Владыка… Питирим?

Бедняга Питирим, который немного смог подняться и опереться спиной о камень, молча смотрел на него и с большим трудом дышал. А тот продолжал:

— Так ты и есть владыка Питирим? Последний братский епископ, раскольник и еретик?

Питирим всё молчал и, не отрываясь, глядел на него. Александр усмехнулся и оглядел его.

— Не слишком ли ты молод для этого? Тебе на вид нет и тридцати. В вашем братстве что, вопреки традиции, положено постригать в мантию юнцов?

Александр, разглядывая его сверху вниз, обошёл его кругом и снова встал перед ним.

— И ты и есть тот, кто внёс смуту и противоречия в архиерейское собрание? Ты есть тот, кто пленяет души людей, отрывая их от Бога, кто своими чарами вызывает землетрясения и обвалы, исцеляет людей и изгоняет бесов? Ты есть тот, кто оказал нашей подготовленной группе неимоверное сопротивление? Ты без оружия уничтожил двоих воинов, а третьего, — Александр мотнул головой в сторону Серафима, — свёл с ума?

Питирим молчал. У меня сжималось сердце, я не понимал, куда этот палач клонит.

— Ответить мне, — он понизил голос и немного наклонился к Питириму. — После прямого удара молнии не выживал никто… Почему я жив? Ты… воскресил меня?

Питирим прикрыл глаза и откинул голову на камень.

— Ты ведь не только воскресил меня, но и полностью исцелил. У меня после вывиха совсем не болит плечо. Разве не странно: мои братья меня истязали болью, а ты, мой враг, утолил мою боль? Зачем? Чтобы вызвать во мне чувство благодарности, чтобы я предал «Истинную церковь» и стал служить тебе? Наивный. Неужели твой расчёт был в этом?

Питирим открыл залитые кровью глаза, посмотрел на него и после некоторой паузы тихо сказал:

— Нет… Потому что ты так же, как и я, знаешь Духа, любишь Христа и хочешь служить Отцу. Тот, кто любит Христа — тот мне брат… Ты — мой брат во Христе, дорогой Александр…

Александр молча стоял над ним с каменным лицом.

— Занятно, — наконец проговорил он. — И очень сердечно. Трогает за душу. Но богословием Святой Троицы меня не прошибёшь. Я не верю в искренность твоей любви. Ты что, думаешь, если разделил со мной трапезу, я не посмею тебя убить? — Александр усмехнулся. — Я воспитан не в стане бедуинов на Востоке, владыка Питирим. Я обычный христианин «Истинной церкви», с анамнезом уничтожения себе подобных в битве за Святую Землю. Я простой воин, который научен исполнять приказы. — Он склонил голову набок и со странным выражением проговорил:

— Мда… пожалуй, ты — всё-таки человек. Возможно даже — интересный человек. И может быть даже ты — великий человек. Убить великого человека — великая честь. Признаюсь даже, мне жаль убивать тебя, так ничего и не узнав о тебе. Я хотел увидеть тебя, чтобы перед твоей смертью с тобой поговорить. Признаюсь, я, грешный, даже надеюсь, что ты меня сможешь чем-нибудь впечатлить, сотворив какое-нибудь чудо, чтобы я передумал и не смог тебя убить. Попробуй! Ты ведь, если я не ошибаюсь, хочешь жить?

Чудеса от Питирима ему нужны… Вот ведь инквизитор неблагодарный! Его собственного воскрешения из мёртвых ему, оказывается, мало! Питирим покачал головой и тихо ему сказал: