Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Серафим кулаком в перчатке утёр слёзы, Александр увидел, как он размазал по лицу грязь и не свою, явно чужую запекшуюся кровь, вытащил нож и бросился с ним на Александра. Тот не двинулся с места. Когда Серафим приблизился, он перехватил своей рукой его руку, особым приёмом вывернул её ему за спину, вырвал нож, повалил лицом в землю и, стукнув локтем промеж лопаток, с силой коленом прижал к земле.

— Не я во власти противоречащего, а ты! — с холодным спокойствием произнёс он. — Всего четверть часа нам осталось пройти, и мы остались бы вместе! Всего четверть часа — и мы все трое были бы сейчас на этой скале! Всего четверть часа — и мы бы из всех стволов положили бы противоречащего, я бы выполнил свой обет и с радостью разделил бы с вами трапезу! Ещё четверть часа — и мы бы вернулись в обитель к нашим молитвам и богослужениям, к причастию Телу и Крови Христовой. Но… кто внушил тебе не исполнить моего приказа и устроить шабаш и пикник?! Кто внушил тебе изнасиловать в пост мясом и обессилить болью во время выполнения боевого задания своего командира?! Кто внушил тебе совратить с пути и склонить к греху непослушания брата Максима, а затем убить его? И даже сейчас… Кто внушил тебе избивать противоречащего, хотя я дал приказ: «контрольным в голову»? Почему противоречащий до сих пор жив, антипослушник Серафим?

Капеллан выворачивал его руку, и Серафим, захлебываясь хрипом, закричал:

— Этот же вопрос я хочу задать и тебе!!

Александр на несколько мгновений замер. Действительно, почему противоречащий до сих пор жив?.. Он вдруг вспомнил две фигуры, со страхом вжимающихся в каменную стену… он вспомнил энергоплеть в своей руке и беззащитно поднятую руку противоречащего… крик «Посмотри в небо!»… молнию, огонь и боль в груди… Вопрос в другом: почему он, Александр, после этого до сих пор жив? Он вспомнил ласковую улыбку добродушного человека. Теперь к противоречащему у него появился серьёзный вопрос.

Давление на руку стало невыносимым, Серафим уже не кричал, лицо его стало багровым, взгляд мутнел, он хрипел и скулил. Александр с безразличием смотрел на его муки. Он не увидел смысла отвечать на вопрос Серафима. Это уже ничего не меняло.

— Братоубийца Серафим, — с ледяным спокойствием произнёс он. — По твоим преступлениям мы вышли с тобой из евангельских отношений братской любви: если тебя ударят по правой щеке — подставь левую. А посему, теперь наши отношения лежат в плоскости Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь.

— Да не убивал я брата Максима, адово ты отродье!!! — что есть мочи, закричал Серафим. — Он живой!!! Он уже двое суток нас ждёт!!!

— Зачем он нас ждёт? — не меняя тона, переспросил Александр, натягивая его руку. — Отчего же он не пришёл сюда с тобой?

— Он ранен!!! — заорал от боли Серафим, из его рта пошла кровавая пена. — Вернись же ты, и проверь!!!

— Хорошо, — внезапно согласился Александр, снял с его запястья шнур-браслет, зубами распустил его и, связав ему сзади руки, оттащил за локти стонущего Серафима к корявому дереву и привязал к нему. — Подожди и ты меня здесь. Если брат Максим жив, то я с ним вернусь. Если же нет, то горе тебе! — Александр очень близко приблизил своё лицо к его лицу и, сквозь зубы произнёс: — Кровь за кровь.

Александр обернулся на противоречащего. Он был так сильно избит, что вряд ли в его отсутствие смог бы куда-либо исчезнуть. И он изо всех сил бросился по склону вниз.

В какой-то момент он поймал себя на мысли, что бежит удивительно легко, что он полон невероятных сил, как давно уже не был. Он легко, опираясь на руки, перепрыгивал камни, лавировал на склоне среди стволов деревьев, когда начался подъём вверх, сил взбираться по нему столь быстро, как будто его тело вдруг стало телом подростка. Александр узнавал этот подъём и уверенно двигался вперед. По песчаному склону он вскарабкался до того самого уступа, на котором произошла трагедия. Он залез на него и с внутренней дрожью огляделся, страшась наткнуться глазами на безжизненное тело Максима.

— Брат Максим!!! — закричал он. — Брат Максим!!!

В страшной ответной тишине ему казалось, что в горле колотится сердце. Он увидел потухшие и мокрые угли костра. Рядом лежали ошмётья тактического термолонглсива. Он отвернулся и увидел, что на сосне, которая росла на самом краю уступа и своими корнями удерживала его край от обвала, начертана какая-то метка. Что-то было вырезано ножом на её коре. Он быстро подошёл. Это был крест, под ним тщательно, с зарубками на концах, была вырезана буква «М», а под ней — надпись по-древнегречески: «Έφυγα με τα πόδια, εγώ σιγά-σιγά έφυγε» [2] Я ушел пешком, я медленно ушел (древнегреч.); ; а под ней «Σ ' αγαπώ» [3] Я люблю тебя (древнегреч.); , а ещё ниже — стрелка вниз. Александр опустил голову вниз и вздрогнул: прямо под его ногами песок был разрыт, как будто тут был схрон, а под уступом на песчаном склоне были видны следы обильной крови и волочения, которые вели к насыпному узкому и длинному холму из песка, явного похожего на могилу. Он опустился на колени, быстро разрыл схрон и, обнаружив винтовку Максима и свой пистолет, дрожащей рукою взял его. Он проверил пистолетный магазин, он был пуст. Потом он быстро спустился с утеса, упал на колени и руками провёл по рыхлому песку и, более не сдерживая слёз, начал руками раскапывать могилу. Когда он снял верхний слой песка, он увидел кровь… много крови. Выходит, Серафим просто изрешетил его. Его сердце заледенело в смертном ужасе. Он вспомнил, как они откапывали брата Савву, как жутко было, когда руки братьев натыкались на мёртвое тело любимого человека, какая смертная скорбь поразила душу, когда открылось его мертвое лицо… Он не смог бы это ещё раз вынести…

— О, брат Максим… любимый брат Максим, — зарыдал он и с нежностью провёл по песку рукой. — Боже… брат Максим…

Он лёг на кровавый песок и почувствовал, как просело под ним мёртвое тело… Он прижал своё лицо к песку, как будто через него хотел прижаться к брату и обнять его. Он поднял глаза и увидел вокруг, везде: и на склоне, и под уступом, и на траве, и на корнях кровь… очень много крови. Она запеклась и потемнела, но он не мог спутать её ни с чем. Александра замутило. Он закричал от душевной боли, медленно поднялся с песка и бросился назад. Он нёсся, не разбирая дороги, имея перед глазами то жуткое выражение лица Серафима, каким он запомнил его в ту ночь. Он быстро добрался до скалы, и почти на четвереньках, помогая руками, поднялся вверх по расщелине.

Серафим, увидев Александра в бешенной ярости, держащего в руках свой пистолет, который он отнял у него и отдал Максиму, изменился в лице.

— Где брат Максим? — немея от ужаса, пролепетал Серафим.