Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Александр глянул в сторону Питирима и перевёл взгляд на меня.

— Андрей, — как-то сдавлено сказал он мне. — Мне нужно с глазу на глаз поговорить с Петром. Можно попросить тебя на некоторое время оставить нас… И отдай, пожалуйста, мне нож.

Теперь пришла моя очередь, — и я не удержался, — чтобы окинуть его оценивающим взглядом, на предмет, можно ли его вообще оставлять с Питиримом. Но к моему удивлению, Александр вдруг потупил свой взгляд и опустил голову.

Я вынул нож и рукоятью вперёд подал ему. Он взял лезвие и вложил в ножны, которые висели на его поясе. Я отошёл, громко хрустя ветками под ногами, и тут же потихоньку вернулся, ступая между веток, перекатываясь с пятки на носок. Последние метры я преодолел ползком. Да, перед отцом Александром я был невероятно слаб, но в случае чего, я дорого отдам свою жизнь за жизнь Питирима….

Александр дождался, когда смолкнут шаги Андрея, пошёл к ручью и, зачерпнув воды, остудил ею жар своего лица, потом подошёл к Питириму и сел на коленях рядом с ним. Он долго вглядывался в его спокойное разглаженное лицо, в его неотмирность, которую не стёрли даже раны и кровоподтеки. Затем наклонился над ним, опёршись по обе стороны от него руками о землю, и тихо прошептал:

— И вот так же, как я сейчас, ты был рядом со мной тогда… когда я был на грани жизни и смерти? И жалел меня? И обнимал меня, и целовал?.. Ты?.. Меня, своего врага?.. Выходит, ты сделал больше, чем сделал добрый самаритянин: ты не только возлил вино и елей на мои раны и дал два динария за содержание в гостинице… Ты дал мне свою любовь. Ты назвал меня «Хорошим человеком», ты сказал, что во мне много любви… О, как же ты ошибся… Прав был Андрей… теперь я не могу даже знать, христианин ли я… Ведь смогу ли я для тебя сделать то же, что сделал для меня ты?

Александр перекрестился и, в сильном волнении, приподнял Питирима и положил его плечи себе на колени. Потом непослушными руками обнял его и прижался своею щекой к его голове. Из глаз потекли слёзы. О, сколько раз, так же, как сейчас, шепча молитву, он прижимал смертельно раненных бойцов к своей груди, сколько раз он в объятиях утешал истекающих кровью, с развороченным брюхом, с оторванными ногами заложников, мужчин, женщин и детей… Но ещё никогда… никогда он не делал ничего подобного для врагов своих. Он с сильно бьющимся сердцем прижался губами к перебинтованному лбу Питирима. Ресницы Питирима вздрогнули, и он медленно открыл глаза, и на Александра взглянула Вселенная с мириадами звёзд…

— Я знал тебя, отец Александр, — почти одними губами произнёс он. — Я не верил дьяволу, лгущему на тебя… Я знал твоё сердце…

Это было одним мгновеньем, но Александру казалось — это была вечность…

— А я ему поверил! — со спазмом в горле сказал Александр. — Я не знал тебя… Пётр, кто ты?

Отец Александр, не отрываясь, вглядывался в бездонную глубину его глаз и с дрожью спросил:

— Ты и есть Христос, который, наконец, в последние времена вернулся в мир, чтобы спасти верных своих? Я тебя так ждал… Скажи, и я оставлю всю свою земную жизнь и буду служить только тебе!

— Нет, Александр, — тихо произнёс Пётр. — Я такой же, как и ты, человек.

— Нет, не такой же, — лихорадочно прошептал Александр. — В тебе есть огромная сила… Ты — сверхчеловек!

Питирим через боль в сломанных костях улыбнулся.

— Прямо по Ницше… Нет, дорогой отец Александр… Я — простой христианин…

Александр прерывисто вздохнул и произнёс:

— Не может простой христианин изгонять бесов и воскрешать из мёртвых.

Питирим покачал головой.

— Не только может, но и должен… Я один из многих…

— Ты хочешь сказать, что там, куда ты идёшь, все такие, как ты?

Александру стало трудно дышать. Питирим снова покачал головой и ответил:

— Дары Святого Духа у каждого разные… Если бы они были одинаковыми, зачем люди были бы нужны друг другу?

Александр немного подумал и быстро спросил:

— Почему Господь дал именно тебе такие дары Духа?

Питирим улыбнулся и мягко ответил:

— Потому что я у Него их попросил… Ведь сказано: «Ревнуйте о дарах больших»…

— О, сколько же я у Господа этих даров просил! — Александр не смог сдержать слёзы. — Когда на моих руках умирали люди, с какой верой я молился, чтобы Он исцелил их! Как я молил Его, чтобы Он воскресил брата Савву и брата Максима… Но Он не слышит меня… Мой Господь оставил меня… Он проклял меня… забрал всех тех, кого я любил, а меня… меня Он приговорил к смерти…

— О, бедный страдалец Иов, — с болью в голосе произнёс Питирим. — Не думай о Господе так! Не может любящий Отец отвергнуть от себя дорогих его отцовскому сердцу сынов! Да, иногда Бог посылает человеку испытания, но не посылает Бог испытаний больше, чем человек сможет понести…

— Если только Он не захочет его убить… — с глухой тоской проговорил Александр.

— О, мой дорогой отец Александр, — из глаз Питирима покатились слёзы. Он, преодолевая боль, потянулся к нему рукой и, как ребёнка, стал гладить его по плечу. — Кто на себе познал всю глубину, всю силу страдания человеческого духа, отлучённого от света истинного бытия, и тот, кто на себе познал, каков есть человек, когда он в Боге, тот знает, что каждый человек для Бога есть вечная высшая ценность, большая, чем весь прочий мир. Бог знает, как высоко достоинство человека, как дорог в Его очах каждый «единый от малых сих»! Бог — не убийца. Бог Свят, и Он никогда не помыслит убийства чада родного Своего.

— Кто ты, Пётр? — с разливающимся теплом в сердце спросил Александр. — Почему каждый раз, когда я слышу твой голос, в моём сердце рождается мир? Почему, когда ты касаешься меня, мне становится радостно, и хочется жить? Мне было видение, в котором ангел говорил со мною… И я испытал такую любовь, такую восторженную радость простого своего существования, такую сладость простого своего бытия! Но… мне всё объяснили. Мне объяснили, что это дьявольская прелесть, что не может быть такой радости и такой любви. Мне объяснили, что это ты наслал на меня это видение, ты хотел внушить к себе любовь, как поступил уже со многими, чтобы я остановил своё преследование, чтобы покорился и стал служить тебе… Скажи мне правду… Это видение наслал на меня… ты?

— Нет, дорогой отец Александр, я не тот, кому под силу такое сделать, — вздохнул Питирим. — Но действительно, видение ангелов может быть посланием как от Бога, так и от дьявола. Но есть возможность это различить.

— Как?! — с жаром выдохнул Александр.

Это был вопрос его жизни и его смерти. Питирим снизу вверх посмотрел на него, видя, как от волнения кровь бьётся в его височных венах, и очень тихо проговорил:

— Один святой человек, живший в прошлом веке, как-то сказал: Дух Святой есть любовь, мир и сладость. Он научает любить Бога и ближнего, дает душе силу любить врагов. И кто не любит врагов, тот не знает Бога… Ведь Господь — милостивый Создатель, и Ему всех жалко. Господь жалеет всех грешников, как мать жалеет своих детей даже тогда, когда они идут недоброй дорогой. Где нет любви к врагам и грешникам, там нет Духа Господня. А дух прелести есть гордый дух… он не щадит человека и прочую тварь, потому что он ничего не создавал; он действует как вор и хищник, и путь его исполнен разрушений. Дух прелести не может дать истинной сладости; он приносит только тревожную сладость тщеславия, в нём нет ни смирения, ни мира, ни любви, а есть холодное безразличие гордости. Дух Святой учит любви Божией, и душа скучает о Боге и сладко со слезами ищет Его день и ночь, а враг приносит свою тоску, тяжелую и мрачную, убивающую душу. По этим признакам можно ясно распознавать благодать Божию от прелести вражьей… Если плодом видения по возвращении явилась гордость и безразличие к судьбам мира и человека, то, несомненно, таковое видение было ложным. Истинность или обман видения познается по плодам его.