Markiann Маркианн - Небо Ждёт [СИ]

Увы… значит он пока не научился думать, как сектант. Где ещё могут быть объекты для миссионерской деятельности? Ну конечно же! На вокзале! Серафим снова впрыгнул в подземку и долетел на ней до вокзальной площади.

Когда он вышел, он довольно улыбнулся. Действительно, на вокзальной площади тут и там слонялись люди без вещей и без цели. Он сел на лавку у живописного фонтана рядом с каким-то унылым, но безобидным телом, и стал за всеми наблюдать. Но к ним никто не подходил: то ли было уже поздно, то ли они были этим сектантам вообще не нужны.

Серафим презрительно усмехнулся. Вот так вот: сам захочешь о вере поговорить, загибаться в грехах будешь, а этих братских проповедников днём с огнем не наёдешь. Серафим решил до конца отработать эту гипотезу. Он подошёл к одному из бездомных и артистично спросил:

— Слышь, мужик, я уже очень давно не ел… не знаешь, как еду достать можно? Не встречал ли ты таких людей, ну… которые, ну… кормят бесплатно?

Мужик оглядел мутными глазами его с ног до головы, и вяло сказал:

— Эко тебе приспичило, здоровяк… если стало совсем невмоготу — то, вишь, мужик стоит? Иди окажи ему услуги… Если понравишься, он тебя накормит. А если нет — жди до завтра. Приезжает магнекар, и кормят всех.

Серафим посмотрел в указанном направлении и увидел лоснящегося от жира мужика, который стоял в дверях привокзального бара и курил, разглядывая его заплывшими от жира свинячьими глазками. Серафим вспыхнул лицом от стыда. Его как облили кипятком, душа, как от ожога, загорелась гневом. Он ещё никогда не испытывал такого унижения, даже в тюрьме. Он отшатнулся от этого человека, такого мерзкого и страшного в своём безразличии, вернулся на лавку и уселся, сжав руками голову. Он пропустил дьявольский удар. Его душу пробило. Он начал молиться, чтобы найти хоть какую-то точку опоры, но не в себе, нет, в нём была трясина, он искал опору в Боге, в его святости и чистоте.

Когда его душа согрелась молитвой, он начал думать не о себе… он думал о том, что каждый человек ведь ищет тепла и сочувствия, и всегда на что-то надеется. Что же может такое случиться с человеком, что он, доведенный до крайней точки отчаяния, приходит сюда и становятся жертвой, мухой в расставленной паутине? Неужели голод может довести человека до такого отчаяния? Может быть, человек идёт на это не из-за голода, а из-за удара бездушия? От того, что он понимает, что та ценность своего «я», которая из ниоткуда известна ему и не вызывает у него никаких сомнений, для других не имеет никакой ценности? Встречаясь с бездушием, живая душа испытывает унижение, удивляясь тому новому для неё факту, что оказывается, для других она и гроша ломанного не стоит! Кто-то отказывается в это верить и начинает бороться за своё достоинство, а кто-то сразу верит и смиряется со своим ничтожеством, идёт в расставленные злом сети и… погибает. Но можно ли сказать, что человек, сделавший это, уже бесповоротно погиб? Можно ли его ещё спасти? Он задумался. Скорее всего уже нет. Поэтому не могут быть здесь миссионеры. Для того, чтобы рассказать человеку о Боге, надо, чтобы человек Бога искал. Но тут он ищет только еды…

Вдруг молодой мужчина, который сидел рядом с ним и, казалось, что спал, встал и, пошатываясь, пошёл по направлению к мужику, на которого ему указал человек. Серафим с надеждой думал, что он идёт не к нему, но по мере того, как он к нему приближался, надежда Серафима меркла. Выходит, пока он сидел на лавке, сытый и «униженный», рядом с ним сидел по-настоящему голодный в предельном отчаянии человек и пытался найти силы, чтобы совершить духовный суицид?

«Он же пошёл сдаваться!» — подумал Серафим и в ту же минуту увидел, как дорогу человеку преградил пожилой мужчина, который что-то дал ему в руки, затем развернул и обратно возвратил его на лавку, усевшись рядом с Серафимом.

Серафим присмотрелся: человек держал в руках большой бутерброд.

— Ешь, дорогой, ешь… — сказал старик ему.

Молодой мужчина поднял своё измученное обветренное лицо и, со слезами взглянув на старика, поблагодарил его и начал есть так, как будто не ел много дней. Когда он доел, старик вытащил другой бутерброд и подал ему, затем и третий, налил ему из термоса горячий напиток. Когда же молодой наелся, он повернул полное благодарности лицо к своему благодетелю и прошептал:

— Спасибо…. Вы не представляете, что я хотел…

Мужчина его оборвал:

— Я представляю… Благодари не меня, а Бога, который тебе помог. Он меня послал к тебе, а я лишь служу Ему…

У Серафима расширились глаза, и он повернулся к старику. Увидев его взгляд, тот быстро опустил глаза и сказал бездомному:

— Пойдём, дорогой, подальше отсюда…

Он помог ему встать, и в этот момент к ним подошли трое.

— Папаша, — сказал один из них. — Разве я тебя не предупреждал, что, если ещё раз увижу — убью? Тебе выбитых зубов оказалось мало? Я второй раз не буду предупреждать.

И они вытащили ножи. Серафим быстро встал и тоже вытащил нож. Нож Александра.

— Эй, — крикнул он, и они обернулись. — И что тут у нас малышня с перочинными ножичками балуется? Гляньте, с чем взрослые дяди ходят!

Он медленно провёл двумя пальцами от упора до кончика лезвия и перекинул нож из руки в руку. С яростной улыбкой на губах, он поманил мужиков к себе ладонью.

Приём сработал: их глаза буквально налились кровью от гнева, и они развернулись к нему. Серафим отступил на пару шагов назад, переключая их на себя, отводя от старика с бездомным мужчиной. Он спокойно расстегнул, медленно снял куртку и швырнул её на лавку. Во-первых, она стесняла в движениях, во-вторых, её надо было поберечь, чтобы не пришлось завтра покупать новую.

— Не надо, пожалуйста, молодой человек! — строго сказал старик. — Я запрещаю вам!

— Не останавливай меня, отец, — спокойно ответил Серафим. — Лучше помолись за меня.

Все существо Серафима после пережитого унижения жаждало крови и драки. Но видя его мощную фигуру, никто первым нападать не решался. Необходимо было их спровоцировать. Око за око. Унижение за унижение.

— Есть евнухи, которые такими родились из чрева матери, а есть евнухи, которых сделали евнухами люди, — вкрадчивым голосом процитировал он им строчку из посланий и сладко улыбнулся. — Будущие девочки мои, подходите, пожалуйста, по одной. Обычно, я кастрирую за деньги, но если вы будете лапочками и мне понравитесь, то окажу вам услугу бесплатно!

Всё получилось. Они взревели и бросились на него втроём. Первого он на некоторое время отшвырнул с разворота ноги. Для второго он использовал энергию его же атаки и, когда тот подбежал, Серафим поймал его и дёрнул за руку, ускорив его движение, отправил по той же траектории дальше; там нападавший споткнулся о бортик фонтана и свалился в воду. А третьему, тому самому, кто грозил убийством старику, он стукнул ногой в пах, сделал подсечку, и когда тот упал, воткнул в ногу нож.