Вальдемар Лысяк - MW-04-05

Так оно и случилось. И когда минуло солнечное время, пришедшей после него ночью, шел Люцифер по длиннейшему коридору, Вельзевула рядом, а слуг своих за спиной имея, и заходил в камеры наизначитель­нейших земных дьяволов. Представлял их Вельзевул, называя имя каждого, а уж они свои заслуги и таланты и всяческие свои дьявольские достоинства сладчайшими словами рассказывали, мечтания в себе вынашивая, будто только ему одному представлена будет дол жность высокая. Когда пришли они к Асмодею, спросил Лю­цифер:

- Ну, и чего натворил, Асмодей?

И отвечал тот:

- О Всемогущий, Господин наш и Повелитель, пусть все, что жило, живет и будет жить - твоим станет! Я же тот, кто делает, что люди, с той поры как мыслить научились, до нынешней ночи ни одного дня без войны не имели. Это с моей помощью придумали они такую бомбу, что за одну секунду весь род людской без остатка погубить сможет.

- Ну ты и дурак, Асмодей, - с достоинством заметил ему Наимудрейший из Мудрых, Господин наш, Люцифер, - ведь если воспользуются они этим оружием, ты, и друзья твои, и хозяин твой, Вельзевул, потеряете свою работу, уже не имея возможности ожидать грешников во владениях своих, я же всех вас на другие пла­неты переведу и простыми кочегарами назначу.

Вторым был Нихариэль, который, когда спросил его Люцифер, что он выдумал такого, чтобы претен­довать на должность начальника, сказал:

- О Бессмертный, да пребудет с тобою вечно сатанинская слава! Да будет так, чтобы все создания во Вселенной отдавали тебе надлежащую честь и были добычею твоею и радостью глаз твоих в своих мучениях! Я слежу за тем, чтобы вечно существовали на Земле бедные и богатые, и чтобы первые из них умирали от голода из-за тех, вторых, что потом попадают к нам в удел.

Тогда спросил его Люцифер:

- Скажи мне, Нихариэль, скажи-ка мне, кого на Земле больше, умирающих от голода или от обжорства?

Отвечал ему Нихариэль:

- Тех, кто от голода мрут, Господин мой, гораздо больше.

И сказал ему на это Люцифер: - Выходит, ты тоже недоедаешь, Нихариэль, и это на твоем умишке отражается, ведь себе берешь меньшинство, а большую часть задаром отдаешь конкурентам!

Так вот все они представляли заслуги свои, а Люцифер в милости своей каждому что-нибудь да гово­рил; то "идиот!", то "кретин!", то иное какое прозвание, а дойдя до самого конца коридора, сказал он с печалью в голосе:

- И это все, Вельзевул?

- Все, О Величайший, - покорно отвечал тот. - Все самые способные, благодаря которым преисподняя наша заполнена и гремит скрежетом зубовным.

Тогда сказал ему на это Люцифер:

- Хороши-то они хороши, да только мыслию слабы, чужд им гений великих свершений. Даже удиви­тельно, что работа их такие обильные плоды приносит...

Задумался Великий Люцифер, тайну сию размышляя, как вдруг, воспоминанием пораженный, спросил:

- А почему же это ты не представил нам своего заместителя?

Отвечал ему Вельзевул с тревогою: - Ты же видел его, Господин. Это Асмодей.

И удивился Повелитель:

- Асмодей? Когда, Вельзевул, в последний раз я гостил у тебя, а было это, как помню, не так уж давно, заместителем твоим был твой сын, Бельбаал, которого ты очень любил. Объясни же нам, почему это он не за­меститель твой, и по какому это праву сделал перестановки без нашего на то согласия?

Низко склонилась при словах этих морда Вельзевулова, слезы стали капать на раскаленный пол, и пал он на колени, объяв хвост Люциферов руками, покрыл его поцелуями, вымаливая милости:

- Пощади, Господин, прости, Светлейший, слуге своему, недостойному в присутствии твоем и глаз раскрыть! Ужасно стыдно признаться мне, что помет мой собственный дебилом, сволочью и предателем ока­зался, чтоб он исчез! И исчез бы он обязательно по приказу моему, но это ж сын мой, о Повелитель!!! При­мерно наказал я его, сняв с должности и заперев в карцере, чтобы там мог он обдумать свои прегрешения и по­нять их. Завтра судим он будет Наивысшим Адским Советом, который еще суровей накажет его.

- Да что же натворил сын твой, Вельзевул? - спросил Люцифер. А тот, не подымаясь с колен, проливая горючие слезы, пролепетал:

- О Господин, совершил он поступок настолько ужасный, что и сказать не смею...

И после того замолк, будто в горле у него проглоченная кость торчком стала, лишь тихонечко постаны­вал. Люцифер же рыкнул громогласно:

- Ах ты крыса бритая, сволота ангельская, чудище, гниющее милосердием! Паршивец, чтоб тебе куска в рот не положить, чтоб ты себе кости переломал, чтоб ты не согрешил никогда и никого не обидел, чтоб ты потонул в крестильнице, чтоб тебя от церковного вина вспучило!!!

Говоря это, схватил он Вельзевула за патлы, меж ушами торчащие, и бил мордой о камни, приблизи­тельно так, как уминают дуби ной тела людские в адской ступке, но не успокоился на том, а еще и объяснял как следует:

- Ты, во врожденном кретинизме своем, считал, будто предо мною скроешь свой срам, который сын твой на всю преисподнюю навлек, позоря свое сатанинское поколение! Но ты, заплесневевший от умывания баран, просчитался! Мне уже все донесли!

И говоря так, не переставал он молотить камни мордой Вельзе вула.

- А теперь подымайся и веди меня, куда следует, покажи его! Направились они тогда в прегромадней­шую пещеру, что служила залой для судов бесовских. По дороге Вельзевул обдумывал про себя те мучения, которым обязательно подвергнет тех из подданных своих, кто снаушничал Люциферу. Вот только не знал он, кто они такие! Под одной из стен, опираясь на камень, стояла в пещере той картина, наполненная светлыми красками. Люцифер приблизился к ней, глянул на нее внимательно наимудрейшим глазом своим, после чего повернулся к дьяволам и заворчал с достоинством:

- Вы что, издеваетесь надо мною? - Мы не осмелились бы... о Величайший... - пролепетал Асмодей, скорчившись от страха, что сделали уже и все остальные.

- Мне передали, что это церковь, собор!

- Да, Повелитель, это и в самом деле собор, чтоб он сгорел! Это собор в Руане, во Франции, о Велико­лепнейший!

Улыбнулся тут Люцифер Великий улыбкой, в которой видна была смерть трижды по сто тысяч греш­ников, и ласково так спросил у Асмодея:

- Асмодей, а не распинали тебя на железном, холоднющем как лёд кресте?

- Нет, Повелитель, - простонал Асмодей. - Пощади!...

- Так я недосмотр этот и исправить могу, не успеешь ты и глоток слюны своей паршивой сделать! Я вижу здесь лишь цветные, размазанные пятна, никакой формы не имеющие! Переодевшись Великим инквизи­тором, бывал я на Земле, когда сжигали Яна Гуса, видал я и готические соборы! Видал я их и на картинах, как настоящие были! А это что? И это должен быть собор?!

Асмодей, коленами о землю бухнувшись (в чем некоторые, так же как и он гневом Величества перепу­ганные, его уже опередить ус пели) пропищал умоляюще: