Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

— Повальный будет ждать нас на Дворцовой! Выстраиваемся в колонну и идем! — наконец объявила она громко. — Саша, помоги людям организоваться!

Саша, наконец почувствовав себя полезным, обратился к ребятам: — Всем собраться! Встать в шеренгу! — Но те не спешили подчиняться, лениво двигаясь на метр-два или вовсе игнорируя его призывы. К нему присоединился Петр, а затем и сама Катя, но даже совместными усилиями они не могли сдвинуть дело с места: никто не слушался, люди курили и болтали, из мобильников доносился рэп. По рукам пошла водка.

К счастью для организаторов, на поле внезапно объявился сам Повальный и был мгновенно окружен поклонниками. Хорошо поставленным голосом он объявил:

— Прогулочным шагом за мной марш! Плакаты не разворачиваем!

Воодушевленная присутствием лидера молодежь извилистой кишкой выдвинулась по направлению к Невскому. Саша встал в голове колонны, надеясь улучить момент для разговора.

— Мы здесь власть! — зачинал Повальный кричалку, а колонна вторила удаляющимся гулом, точно кролик перекатывался в удаве: — Мы здесь власть!

— Не хотим кормить воров! — снова затянул Повальный. Но растянувшаяся на полкилометра колонна уже не слышала его. Ребята смеялись, разглядывали на витрины и болтали о своем. Повальный сплюнул и замолчал.

— Юрий Владимирович, а куда мы идем? — встрял Саша.

— А черт его знает! — огрызнулся Повальный.

Саша шагал молча, задумавшись. Что-то ему это напоминало… Москва, 12-й год, амазонка света Исидора и залитая человеческим морем Болотная площадь, но тогда, тогда, Саша ясно помнил, все было на живот и всерьез, пахло смертью и революцией, а теперь оно отдавало протухшим балаганом и пережеванной жвачкой. Воистину история повторяется в виде фарса. И еще подумалось: Повальный с детьми походил на неудачливого Гамельнского крысолова, у которого испортилась волшебная флейта.

Полиция безучастно смотрела на гуляющих, грызя семечки. Коренастая девица с коротко стриженными красными волосами развернула транспарант «Я стала лесбиянкой, и у вас получится!» Тут же полноватый мужичонка с криком «Бог тебя накажет, охульница!» рванул ей навстречу. Та замахала руками и с увлечением принялась лупить нападающего зонтиком. Журналисты нацелились телескопами на ньюсмейкеров. «Это Миронов, глядите, Миронов! — легким бризом неслось по толпе. — Мракобесы нападают на активистов ЛГБТ!» На мгновение народ воодушевился, но, к сожалению, дерущихся быстро разняли.

Дождь полил сильнее. К тому моменту как остаток колонны достиг Дворцовой, митингующих осталось не больше четверти. Повальный остановился возле Александровской колонны, вокруг него аморфной кучкой собрались самые верные и преданные сторонники. Над толпой развернули лозунги: «Геи и лесбиянки против жуликов и воров», «Свобода, равенство, братство», «Толерантность в релевантность». Митинг начался.

— Я приветствую вас в Питере! — энергично начал Повальный. — Мы здесь власть! Остановим воровской беспредел! Выгоним жуликов из Смольного! Выгоним или нет?

— Да-а-а! Выгоним! — послышались редкие возгласы.

— Петербург для петербуржцев, а не для всяких там газпромбайтеров! — Повальный потряс кулаком. — Остановили Газпромбашню, остановим и воров. Да здравствует Петербург! Да здравствует равенство! Да здравствует Ингерманландия!

Возле собравшихся затормозила полицейская тачка. Из нее вышел Бизон в серой форме, три звезды блестели на погонах.

— Ваш митинг не санкционирован, просим всех немедленно разойтись! — пробубнил он в матюгальник.

— Не дадим заткнуть нам рты! — потряс кулаком Повальный.

— Не дадим… — нестройно поддержали в толпе.

Саша почуял, как в воздухе запахло жареным — их небольшая протестная площадка уже была по периметру оцеплена сплошной стеной ОМОНа. Пора было делать ноги.

Наблюдая в полусне проплывающие мимо дремотные деревни, Алина размышляла, что жизнь, как ни крути, — это путь, а неприятности всегда остаются позади, как та покосившаяся лачуга с кривым крыльцом, про которую она через минуту забудет, чтобы больше никогда не вспомнить. Она задумалась чем займется в Тихвине. С кем из подружек встретится? Но усталость навалилась стокилограммовым валуном, запахло хлоркой и горячим паром, перед ней возник бетонный куб подвала необшитой пятиэтажки, где они тусовались с Катюхой, подругой детства. Катюха сидела на теплой трубе в рваных колготах, с несходящимися ногами. Из ее глаз лились слезы.

— Что с тобой, что он с тобой сделал? — снова и снова спрашивала Алина подругу, но та молчала, всхлипывая.

Катюха часто плакала без причины, также без причины она взрывалась и истерически хохотала, но никогда не признавалась, что с ней, хотя отчима материла на чем свет стоит. Алина не умела помочь подруге, хоть и знала ее как облупленную — не случайно с двенадцати лет они были неразлучны на всех пьянках. Вместе девочки нюхали клей и лакали водку в подвале, а однажды, на день машиностроителя, Катюха принесла из лесу грибы-поганки и предложила попробовать.

— А мы не умрем? — поинтересовалась Алина.

— Даже если умрем, немного потеряем! — подбодрила ее подруга.

Алина осторожно съела две поганки, и ей стало нехорошо. Отойдя в угол, она наблюдала, как ее душа бабочкой выпорхнула из тела и взмахнула легкими крыльями. «Если дать ей уйти — это конец» — поняла Алина. Но самое обидное было не то, что закончится она, а то, что закончатся они — те, кого она любила: мама, бабушка, тетя Лида. Ей стало ясно, как дважды два четыре, что весь мир со всеми населяющими его существами не более чем проекция ее разума на экране жизни, и она лично несет за него ответственность — за божьих коровок на летней траве, за жирных сморщенных червей на политой дождем земле, за березку, за камыш, за бугенвиллею на окне, за кота Ваську, и даже за Катюху, да, — и как только она физически исчезнет — вместе с ней исчезнут и они — люди, животные, деревья и постройки, весь мир! Их-то за что? Они же не ели поганок! Ей стало жалко и мать, и дебелую, вечно причитающую, теть Лиду, и особенно бабушку и тогда она схватила непослушную душу за правое крыло и затащила назад в тело. Первое, что бросилось в глаза — Катюха, распростертая на земляном полу котельной. Алина в истерике выбежала во двор: «Катюха умирает!», соседи вызвали «скорую», Катюху спасли. Через год Катюха пришла с новой идеей — сходить по-черному. Ее привлекало все черное, мрачное, зловещее: ведьмы, лешие, упыри и черти. «Как ходят по-черному?» — поинтересовалась Алина. «Надо сварить какой-то порошок и уколоться», — объяснила та. Наученная предыдущим опытом, Алина отказала подруге, но Катюху это не спасло — через полгода Алина плакала на ее похоронах. Ее нашли в подвале синей и твердой, как раковый панцирь, с заиндевевшими губами. Рядом валялись шприц и остатки белого порошка.