Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! [СИ]

— Рука не сломана?

Она согнула несколько раз руку в локте.

— Вроде на месте.

Саша затянулся сигаретой, предложил девушке.

— Как тебя зовут?

— Маша.

— А я Саша, — впервые улыбнулся он, — ты из какой колонны?

— Я с ЛГБТ, а ты?

— Я от «Справедливости».

Они зашли в ближайшее кафе и заказали два капучино.

— Нас предупреждали, что будет винтилово. Я, правда, думала, они его еще на Марсовом устроят, — сказала девушка.

— Кто предупреждал?

— Свои люди в МВД, — она заговорщически подмигнула. — Говорили, что менты спровоцируют драку, а тех, кто будет сопротивляться, закатают по статье.

— Какой статье?

— Неповиновение сотрудникам полиции или массовые беспорядки, смотря что взбредет в их дурные головы. Кстати, я бы на твоем месте уехала из города. Стоит залечь на дно, пока не уляжется.

Саша медленно потягивал свой кофе, наслаждаясь пережитой опасностью. Только сейчас он обратил внимание, что время исчезло. Стоило ему подойти к черте на расстояние двух локтей, как бег времени пропал: прошлое забылось, будущее растворилось, и осталось только настоящее. А вместе с ним — ясность и четкое видение ситуации. «И то верно, — понял он. — Действительно надо уехать!»

— Спасибо тебе! — сказала девушка с благодарностью.

— За что? — вернулся на землю Саша.

— За то, что спас меня от этих варваров.

— А, это… Как же было не спасти. Он тебя чуть в бараний рог не согнул. А ты вон какая… хрупкая. — Саша с нежностью посмотрел на девушку.

— Да, это была жесть!

Она помолчала.

— Хочешь пойдем ко мне, у меня вино есть, — предложила, опустив глаза.

Чувственные губы ярко выделялись на ее пряном лице.

— А пойдем! — согласился он.

Поздним вечером Саша вышел от девушки. На улице болотная кикимора по-прежнему правила свой промозглый бал, но в Сашином теле билось радостное возбуждение. Машина быстро мчала его по питерским улицам среди тонущих в мглистом тумане готических замков и барочных дворцов к Московскому вокзалу, где его уже ждал ночной поезд в Москву.

У каждого века своя религия. Древние греки придерживались язычества, христианство стало религией средневековья, а либерализм — эпохи модерна. Религия века постмодерна — неолиберализм.

Целью эпохи модерна была победа. Задачей — достижение. Героем модерна был победитель. Перед лицом серьезных вызовов, стоящих перед нациями — индустриализации, доминирования, освоения недр и космоса — от человеческих сообществ требовались волевые качества: преодоление, рост и сила. В цене были лидеры-мужчины, умевшие брать ответственность.

Сейчас на дворе век постмодерна — время технологической уравниловки, разрушения идеалов, рисайклинга ценностей и переосмысления понятий. Базовые проблемы существования преодолены, а человеческие сообщества поставлены на службу глобальному капиталу. Цель человека времени постмодерна — потребление. Задача — наслаждение. Герой — хромой негр-трансгендер, больной СПИДом с синдромом Дауна. Такого человека превозносят СМИ, такой человек выиграл в лотерею жизни. Максимум на что могут рассчитывать лидеры это на должность заместителя руководителя отдела утилизации бытовых отходов по хозяйственной части. Обществом востребованы менеджеры, без яиц, буквально и фигурально. Менеджеры возглавляют корпорации и государства. Менеджеры управляют ресурсами. Но менеджеры не решают. Они не входят в совет директоров.

Потому что в век постмодерна победители уже определены. От конкурирующих народов должны остаться шотландские килты, ирландские волынки, мексиканские сомбреро, русские матрешки и украинские вышиванки. Футбольная сборная — высшее проявление национального суверенитета. У неолиберального государства нет конкурентов, ему не нужны лидеры и бузотеры. Победителям в глобальной игре нужна обслуга, марионетки, бодающиеся меж собою меньшинства, группы и подгруппки. Нужны слабые жертвы и обидчивые слабаки, дерущиеся за право исполнения коутоу. Нужны рабы. Жертвы и рабы должны быть сыты, так они лучше работают. Чтобы рабы не теряли работоспособность нужны психотерапевты. Психотерапевты — санитары леса.

Банально говоря, при трансформации от модерна к постмодерну множество субъектов переходят во множество объектов. Роль субъекта как носителя воли исчерпана, субъект превращается в артефакт и должен исчезнуть. Единственный легитимный субъективный носитель воли — неолиберальное государство, а мы объекты рабы его бездушные, чипами нашпигованные. В ближайшем будущем человечество следует готовить к замене на роботов.

Разделяй и властвуй, Макиавелли.

Дорогой читатель, вы наверняка посещали Сахаровский центр в Москве. Да-да, тот самый, что возле Курского вокзала, к которому ведут все дороги. Вполне вероятно, вы в нем были вчера! А если не вчера, то в минувшем году. Как не посещали? Тогда еще обязательно посетите — все однажды случается в первый раз, именно это и произошло сегодня с Сашей.

Проснувшись с утра в Москве, наш герой обнаружил вокруг себя яркое солнце, высокое небо, широкие проспекты, протыкающие небо шпили высоток, мордатые конструктивистские здания, безликую массу гастарбайтеров и рой москвичей, спешащих не то на пожар, не то как на пожар. Москва-расторопница! Большое светлое чувство накрыло Сашу, и он набрал Эрнеста.

— Алло! Алло! — прокричал Эрнест в телефон, — Это Саша?

— Да, Саша, Саша! Эрнест, я в Москве.

— Какими судьбами?

— Я скрываюсь. Меня могут арестовать.

— Знаю, знаю, наслышан о ваших подвигах… 225 человек замели, а вы космонавтам наваляли… Уж не ты ли постарался?

— Может, и я.

— Тогда приезжай скорей в Сахаровский центр, тут концерт начинается, подумаем вместе, куда тебя спрятать. Не бойся, тут все свои!

Уже на подходе к дворянской усадьбе центра, островком протеста скрывающейся между зеленых деревьев, Саша заметил огромную, в два этажа, растяжку на фасаде: «Фестиваль бардовской песни “Дырявая байдарка”». Возле здания не было ни души, лишь скучали иномарки на парковке, да клевали землю веселые воробьи. Эрнест не отвечал. Осторожно приоткрыв дверь, Саша решился войти. Прихожая была оформлена в стиле чебуречной «ОБКОМ» — на стенах висели выцветшие черно-белые портреты советских диссидентов: Сахарова, Буковского, Щаранского, коллажи из газетных вырезок брежневской эпохи, советские ордена и медали; Саша опознал орден Ленина и орден Дружбы народов. Наверх вела витая деревянная лестница. Стараясь не шуметь, Саша поднялся на второй этаж.