Чарльз Соул - Год Оракула [litres]

Оракул продолжал улыбаться, и это нервировало.

Дандо только что услышал, что все его предсказания – подстроенная чушь, и если судить по записи интервью, которое он давал этой симпатичной черной репортерше, ему ничего неизвестно такого, что этому противоречило бы. Его друзья под стражей там, в коридоре, и он не может не думать, что их возьмут в заложники, чтобы сделать его сговорчивым. Он в самом центре базы морской пехоты США. Исчезнуть он может быстрее, чем успеет чихнуть.

А он улыбается.

– Он слушает? – спросил Оракул.

– Слушает? – переспросил Лейхтен. – Что ты…

– Да нет, наверняка смотрит. Через вот это. Красная лампочка не погасла ни разу. – Он показал на видеокамеру. – Я ему должен одну вещь сказать, – продолжал Дандо. – Ему, а не тебе. И это ему захочется услышать, можешь мне поверить. Оракул не лжет.

Лейхтен не шевельнулся. А Оракул на той стороне стола был абсолютно хладнокровен.

Спокоен как удав , подумал Лейхтен, чувствуя, как бежит по спине пот.

– У тебя десять секунд, – сказал Дандо. – А потом я скажу это вслух, прямо здесь. Он это услышит, но услышат и все остальные.

Он показал рукой на морпехов и агентов секретной службы и начал обратный отсчет от десяти.

– Сынок, – сказал Лейхтен. – Не знаю, что ты вздумал, но ты не в том положении, чтобы угрожать. Здесь только ты и я, никто за нами не наблюдает.

Оракул прервал счет и неприязненно взглянул на Лейхтена.

– Вот только еще раз назови меня «сынок». Пять.

Что он собирается сказать? – подумал Лейхтен.

– Четыре.

Что он, мать его так, хочет сказать? Я могу… могу дать команду его вырубить, или заткнуть пасть кляпом, или… пристрелить даже. Я могу не дать ему говорить .

– Три.

Лейхтен понял слишком поздно, что это действительно судьбоносный момент, в этом занюханном конференц-зале на военной базе в Виргинии. В этот момент возникает будущее, принимая новую форму.

– Два.

Он будет присутствовать. Будет свидетелем. Все его решения, все жертвы… они купили для него такое право. Но в конечном счете это будущее принадлежит Оракулу.

Он подался вперед и нажал кнопку интеркома в середине стола.

– Сэр, с вами хочет говорить один человек.

Пауза. Долгая, тяжелая пауза.

– Пришлите этого человека, – ледяным голосом сказал в спикере президент. – Одного.

Оракул встал с довольным лицом. К нему с двух сторон подошли агенты секретной службы. Лейхтен смотрел им вслед, когда они сопровождали выходящего из комнаты Уилла Дандо.

Лейхтен остался на месте. Морпехи тоже оставались в комнате – наверное, и они не знали, что делать, – но у него не было интереса с ними говорить.

Прошли пять долгих безмолвных минут.

Открылась дверь, и в конференц-зал вошел Оракул, а за ним – Дэниел Грин, президент Соединенных Штатов. Лейхтен вскочил.

– Что с вами, сэр? – спросил он.

Вид у президента был очень, очень нехороший. Обычно он лучился румяным здоровьем, а сейчас кожа блестела восковой бледностью, ущельями выступили морщины на лбу и на щеках. Глаза блуждали.

– Отпустите их, – сказал президент тусклым голосом. – Отвезите их домой и оставьте в покое.

– Сэр… вы уверены? – спросил Лейхтен. – Это нельзя делать, план был совсем другой, господин президент! Вы же знаете, что…

– Отпустить их, черт побери! – взревел Грин.

Мертвая желтизна ушла с его лица, сменилась выражением ярости и отчаяния. Лейхтен никогда не видел, чтобы президент так выходил из себя – даже наедине, за закрытой дверью.

Он глянул на Оракула – тот стоял в стороне, сложив руки на груди, очень собой довольный.

– Ну вот, – сказал Уилл Дандо. – Кажется, вопрос решен.

Джонас Блок сидел в углу гардеробной и смотрел, как его преподобие общается с противоестественно терпеливыми дизайнерами. Брэнсон только что отверг четвертый представленный ему вариант убранства стола для обеда, широкая телетрансляция которого намечалась на 23 августа.

Рассматривались различные идеи. Провести как парадный обед: Брэнсон в окружении родных и друзей. Или более тесный круг: всего несколько гостей – теологи, политики и серьезные бизнесмены – подчеркнуть важность великого человека в тот день, когда он покажет свое неоспоримое превосходство над лжепророком.

В конце концов Брэнсон решил, что будет единственным на сцене персонажем. Он будет есть свой обед и одновременно читать проповедь о силе личного выбора и возможности любого человека противостоять губительному влиянию зла. Он продемонстрирует это собственным примером, раз и навсегда, когда скажет, чтобы никакого перца и близко не было возле его стейка.

В преддверии этого большого события развернулась широкая рекламная кампания, и впервые за много месяцев цифра пожертвований пошла вверх. Конечно, стоимость рекламы этого обеда грозила исчерпать все прибыли, но Джонас видел, что Брэнсону все равно. Это был его момент, его след в истории. И он любые суммы отдаст за победу. Победить Оракула – от этого зависело все, и сделать это надо было на публике, чтобы весь мир видел, иначе останется место для сомнений.

И плевать, что все прочие предсказания сбылись. Плевать, что Брэнсон хотел убедить мир, будто Оракул – лжец, хотя, по всему судя, Оракул всегда говорил правду.

Был отставлен в сторону пятый вариант, и профессиональные пластиковые улыбки на лицах дизайнеров грозились поплыть.

У Джонаса зазвонил телефон. Он вынул его из кармана и посмотрел на экран.

Мэтью Уайетт? – подумал он. Неожиданно .

Уайетт работал в округе Колумбия – то есть в Белом доме. Джонас знал, как эти политики, особенно не слишком высокопоставленные, любят преувеличить свою осведомленность. Но Уайетт был осведомлен по-настоящему: он был помощником у главы аппарата. Работал непосредственно с сотнями лоббистов, постоянно старающихся пропихнуть свои вопросы в Овальный кабинет, и определял, чье дело имеет право удостоиться внимания Энтони Лейхтена, а далее, быть может, лечь на стол президента.

Мэтт Уайетт был старым другом – вместе ходили в небольшой христианский колледж в Южной Калифорнии и поддерживали контакт, когда оказались на службе у влиятельных лиц. Старый-то он старый, да вот необычно для него звонить ни с того ни с сего. Текстовое сообщение время от времени, электронное письмо пару раз в год, но вот так вот позвонить? Странно.

Джон провел по экрану пальцем, принимая вызов, и поднес телефон к уху.

– Привет, Мэтт, – сказал он. – Что стряслось?

– Привет! – возбужденно заговорил Уайетт. – Слушай и не перебивай, долго говорить не могу. Я знаю, кто такой Оракул. ФБР его нашло, и президент только что его принял на базе Квантико. Она не была у него на маршруте – мы летели на предвыборное выступление в Южной Каролине, когда вдруг повернули на Виргинию. Ему позвонил Джим Франклин, директор ФБР, и Грин велел развернуться. Перед встречей ему пришла информация, и мне удалось на нее глянуть, когда он вышел из самолета.