Людмила Астахова - После зимы [СИ]

— В Хито не такой уж хороший климат, чтобы менять на него свежесть Танаки. Здоровье вашей матушки может не позволить.

— Ничего с ней не станется, — уверенно хмыкнул шофер. — Моя мать — крепкая тетка. Хватит ей в земле ковыряться.

И снова покосился на Кая, ожидая реакции. Но тот уже видел личное дело Коико, его мать держала продуктовый магазинчик, и если и ковырялась в земле, то высаживая цветы возле дома.

— Рад за вас, — улыбнулся вежливо Маэда. — Как говорится: мы остаемся детьми до тех пор пока живы наши родители.

И видимо, народная мудрость заставила патриотически настроенного капрала отступить. Он замолчал и до самого возвращения во дворец не проронил ни одного лишнего словечка.

Капитан Яно что-то сосредоточенно писал в записную книжку, аж кончик языка высунул от усилий. Жаль, конечно, было отрывать занятого человека от работы, но у Маэды накипело.

— Рэн, может избавите меня от капрала Коико хотя бы на время?

— Так достал? — поинтересовался особист, не отрываясь от писанины.

— Угу. Болтает много. У меня и так голова пухнет, а тут еще он со своей мамашей, — пожаловался Кай. — И главное, если бы это его собственные мысли были, а то ведь по методичкам «Отряда Правильных» шпарит. Неприятно.

— Значит, чем-то вы его за живое задели. Может в какой-то момент повели себя высокомерно, а?

Яно посмотрел на визитера, не поднимая головы, через густую челку.

— Снизошли с академических вершин к простому трудяге недостаточно неуважительно?

— Это капрал-то наш— трудяга? Так трудится, что некогда в салоне машины прибраться?

— Так она же мало того, что казенная, так еще и трофейная. Была бы личная — другое дело. Вы, как маленький, Кай, таких простых вещей не понимаете. Хотя с этого и надо было начинать. Грязь, говорите, во вверенном ему имуществе? Так и запишем. Получит наш патриот взыскание и заткнется. Но тут же возненавидит вас пуще прежнего. Устроит?

— А мне его любовь без надобности, даже не претендую.

Особист ухмыльнулся и шутливо пригрозил пальцем. Как воспитатель в детском саду — расшалившемуся малышу.

— В следующий раз сами придумывайте как поставить засранца на место, договорились? Так, чтобы со стороны придраться было сложно. За дело, короче.

Пришлось поблагодарить добродея за помощь парочкой сигарет. Хороших, кинеримских, из пачки подаренной послом.

— Насколько мне известно, посол не курит. Вы растопили суровое сердце старичка Вайерда.

— Не такой уж он и старичок.

— Судя по тому, как он гребет тряпки императрицы, он собрался жить лет до ста, как минимум. Чтобы это всё продать столько и понадобится времени. Вам не кажется это странным? Он же посол, богатый влиятельный человек, зачем ему эта нелепая благотворительность по отношению к чужеземке?

Маэда и сам не раз задавался тем же самым вопросом.

— Либо это что-то личное, либо мы чего-то не знаем.

— Я проверил каждую вещь. Никаких записок, никаких тайных знаков. Ребята из лаборатории, когда проверяли ту шкатулку, на кусочки её разобрали и собрали — ничего.

Шкатулку с набором украшений из стразов Кай утром отвез в посольство. Имитация бриллиантов очень высокого класса, ничего не скажешь. Тоже, кстати, пришлось перепроверить, что колье, диадема, браслеты и кольца не из настоящих алмазов сделаны, а из свинцового стекла. Выглядел гарнитур роскошно, но по сути шкатулка стоила дороже украшения, из-за перламутровых инкрустаций по персиковому дереву. Императрица уверяла, что по отдельности упаковка и содержимое особой ценности не представляют, зато вместе — весьма дорогой аксессуар. Два дня подручные особиста изучали предметы: искали пустоты в стенках. Просветили их при помощи лучевого дефектоскопа, но как и сказал капитан Яно, ничегошеньки не нашли.

— А вам не показался замок с ключом необычными? Слишком простые, — усомнился тот.

Маэда считал, что по общему стилю подходит, не классика всё-таки, и не настоящие драгоценности, причем с ультрасовременным дизайном. Но и ключ, и замок проверили столь же тщательно. И снова — облом.

— Сколько Вайерд дал за шкатулку?

— Ровно пять тысяч. Где-то так оно и стоит.

Капитана Маэду не покидало ощущение, что он разгадывает некий сложный ребус, но никаких доказательств у него, само собой, не имелось. Только эфемерное, не поддающееся объяснению чувство ускользающего от понимания тайного смысла. Возможно, дело было в желании прочесть, а главное, понять книгу из императорской опочивальни, пресловутый «Ларец», чтоб ему сгореть! Каю его собственные усилия напоминали ковыряние кирпичной стены черенком зубной щетки. Простая, как ведро, история про путешествие мальчика и котомедведя, которые идут себе и идут из одного города в другой, встречают людей разных сословий, с кем-то дружат и с иными враждуют. Но почему кот? Зачем он вдруг еще и медведь? Каждый вечер Маэда открывал книгу, продирался через одну-две страницы и случалось, что засыпал над проклятой писаниной давно покойного императора. В какой-то момент он признался государыне в своей некомпетентности как специалиста по ситторийской культуре, ну и самому себе тоже. Та не стала укорять или ехидничать, хоть имела и право, и повод, но и помогать не торопилась.

— Кот олицетворяет собой потаенную часть натуры, медведь же — природную агрессию и непредсказуемость. Выходит, мальчику Лияру составили компанию его собственные душевные изъяны. А если помнить, что императрица Фияра происходила из клана потомственных военных, то возможно, так император пытался объяснить происхождение её болезни. Избыток скрытого гнева считался в то время причиной воспаления в печени, — снизошла государыня до разъяснений. — На самом деле, у государыни была тяжелая паразитарная инвазия. Проще говоря, глисты из-за пристрастия к сырой рыбе.

— Разве её не отравили, в конце концов?

— Можно и так сказать. Передозировка настоем пижмы. Отсюда и предположение о глистах. К слову, в песенке, которую сочиняет котомедведь зашифрован рецепт на основе всё той же пижмы и пиретрума.

— О как! — поразился Кай.

— Именно. Но расшифровкой занимайтесь сами, капитан Маэда. Это очень интересно, — она не удержалась и слегка подначила. — Для начинающего.

Их отношения вошли в фазу, которую барышня Лоули именовала «Мягкое Противостояние». Мелкие взаимные уступки сменялись недолгим сопротивлением, незначительные недоговорки, необременительная ложь и редкие мгновения пронзительной откровенности понемногу двигали переговоры вперед. Без спешки, абсолютно недопустимой для подобного случая в ситторийской традиции, но мало-помалу, шаг за шагом они шли к обоюдно выгодному решению.

«Я словно пытаюсь перебраться по плывущим льдинам через реку, — пожаловался Кай генералу Найто. — Делаю успешный прыжок, пытаюсь удержать равновесие, потом долго примериваюсь к следующему, снова прыгаю, скольжу, размахиваю руками. А противоположный берег не становится ощутимо ближе».