Людмила Астахова - После зимы [СИ]

— Во-первых, это вкусно, — снизошел до пояснений кинеримец. — Я специально посылал нашего шеф-повара учиться на императорскую кухню. А во-вторых, «под этим небом, солнцем и луной нет одинаковой песчинки ни одной», — процитировал он злополучного Анмина. — Вся жизненная философия ситтори базируется на неповторимости каждого мгновения. Сегодня день семейного благополучия, символ которого — утка. И каждый год подача будет разная. Делать уникальным каждый день — в этом весь смысл. Передавайте государыне от меня поклон и наилучшие пожелания.

Так Кай и не узнал десерт то был или закуска.

Как очень верно заметила Её величество капитан оставался человеком военным, а значит не имевший никакого права заниматься самодеятельностью. Императрица считала его умным? Прекрасно! Нет ничего умнее, чем обратиться к командиру за четкими инструкциями, если ты служишь в армии.

Кай позвонил генералу Найто и подробно пересказал разговор с императрицей. Про уговор с кинеримским послом он доложил еще раньше. А кто бы, оставаясь в своем уме, не поставил начальство в известность о таких вещах? Впрочем, генерал не возражал.

— Раз ты смог так быстро наладить контакт со старым засранцем, то почему бы не сделать его посредником? — сказал он после недолгого раздумья. — Императрица ему доверяет, а значит, она охотнее пойдет нам навстречу. Кинериму такой расклад тоже не может ни понравиться. Действуй, ученик. Ты уже много добился. Но поторопись! Времени у нас в обрез.

А то капитан Маэда и сам не знал?!

Вечером Кай снова засел за Анмина. И уже триста лет как мертвый поэт снова его удивил и смутил. Насколько же сочнее и ярче оказались прочие его истории без неизбежной арайнской привычки вымарывать всё подлинно ситторийское, придающее пьесам уникальный национальный колорит. Да, большинство его произведений без ограничений по возрасту публиковать нельзя, слишком уже шуточки солёные, но настолько выхолащивать прекрасный по стилю и смыслу текст разве не перебор? И к слову, о прижизненном портрете принца Райшэ Кай впервые услышал от императрицы. Но тащиться по морозу в Палаты Предков, а перед этим еще просить разрешения у Яно, чтобы взглянуть на него, Маэде совсем не улыбалось. Зато у коменданта Хори в закромах обнаружились целые залежи фотоальбомов посвященных каждому из дворцов, собранию их сокровищ, интерьерам и историческим событиям, а еще каталоги с описанием наиболее ценных предметов. Императорский дом последние тридцать лет одновременно являлся и крупнейшим коллекционером страны.

Седьмого принца придворный художник изобразил в доспехах, сидящим должно быть на военном совете. В одной руке он держал шлем, другую положил на кое-как перевязанное обрывком плаща раненое колено. Напряженная поза усталого воина, бледное узкое лицо, суровый взгляд исподлобья принадлежать могли кому угодно, но только не разгильдяю и неудачнику, каким принца всегда видели арайнские зрители и читатели. Короткая историческая справка под большой фотографией портрета сообщала, что реальный принц Райшэ состоял в браке и успел произвести на свет двух сыновей и дочь, о судьбе которых позаботился его Десятый брат — новый император. Любопытство повело Маэду по следам потомков Седьмого принца, унаследовавших в большинстве своем его неординарную внешность — длинный тонкий нос, характерный излом левой брови и темные, почти черные глаза, столь редкие среди ситтори. Линии сыновей пресеклись во время последней гражданской войны, а наследники дочери Райшэ здравствовали по сей день. И носили сейчас фамилию — Хагута. Выходило, что пропавшая барышня Миёй приходилась самоотверженному принцу много раз праправнучкой.

Если бы не почти каждодневные разъезды между дворцом, кинеримским посольством и столичным штабом, то капитан Маэда был бы поражен как быстро меняется Хито, меняется, откровенно говоря, в худшую сторону. Закрывались один за другим магазины и торговые центры, прекратили существование кафешки и пельменные, не говоря уж о прачечных, цирюльнях и аптеках, те исчезли первыми. Улицы пустели задолго до начала комендантского часа. Столичные жители покидали город целыми семьями — большинство перебирались к родне в провинцию, где прокормиться проще, кто-то в отчаянии решил попытать счастья в другой стране, а кое-кому оставаться было попросту опасно. В центре, в районе, где располагалось посольство, некоторые жилые здания вымерли полностью. На дверях в парадное того дома, где Кай совсем недавно покупал пасту, появилась аккуратная табличка «Сдаются квартиры».

— Ну и отличненько, — смеялся капрал Коико. — Нам больше достанется.

Его жутко веселили наивные записки выставленные в окнах: «Пожалуйста, не ломайте двери, ключ в почтовом ящике».

— Вы еще помните, что за мародерство полагается разжалование в штрафные роты и поражение в правах? — строго напомнил Кай, опасаясь как бы подчиненный не поддался на соблазн.

— Да помню я всё, помню, — отмахнулся парень, мыслями пребывая, надо полагать, уже в недалеком будущем. — Я уже себе и квартирку присмотрел на той стороне Ван, если что. Перевезу мать с сестрой, будут, как городские, в салоны дамские ходить и перманент с маникюром делать. И никаких больше огородов и свиней. Даром я что ли добровольцем записался в первый день призыва?

— О! Неужели не только из патриотических соображений? Даже не ожидал от вас, капрал.

Шофер все равно не понимал иронии.

— Так оно ж патриотизму никак не мешает, если человек выгоду в правильном направлении ищет. Война, она, как судьба, либо тебе будет всё, либо ничего, — рассуждал Коико. — Мы пошли на войну, чтобы раз и навсегда положить конец притязаниям Ситтори, чтобы забрать её себе, по-простому говоря, разве нет? Значит, то, что принадлежало местным, теперь будет наше.

Они ехали мимо длинной очереди состоящей целиком из старух, очень такой типичной ситторийской очереди, когда все стоят строго по линеечке и даже не пытаются пробиться вперед. Не сказать, чтобы арайнская очередь отличалась бы какой-то вопиющей неорганизованностью, но терпение у стоящих в ней истощилось бы гораздо быстрее. И уж точно нашлись бы те, кому нужнее остальных.

— Талоны на приобретение мыла и стирального порошка выдают, — пояснил всезнающий капрал. — На следующий месяц. Ишь ты, чистюли какие!

Кай мысленно сосчитал до 50-ти, чтобы удержаться и не вмазать пацану по уху, а затем вытащить его на тротуар и отходить ногами. Чтобы отбить желание заводить провокационные разговоры раз и навсегда. Насколько он знал, в «Отрядах Правильных» приветствовались такие штуки, как выявление нелояльных граждан методом «точечной провокации». Должно быть, Коико решил, что умник типа капитана Маэды, у которого университетская степень на лбу написана, запросто мог повестись на подобные рассуждения. Гуманист же ж.