Людмила Астахова - После зимы [СИ]

Отрицать этот факт Кай не стал. Да. Он любил.

Особист сделал еще одну поблажку. Теперь охранники шли на некотором отдалении, а не дышали в затылок. А Яно, тот вообще брел где-то позади, будто ему тоже вдруг понравилось гулять.

Но императрицу взволновало нечто иное.

— Скажите, что вы видели? Не прикидывайтесь, капитан. Когда вы ждали меня, вы же что-то видели. Что? — спросила она заговорщическим шепотом.

— Я не видел, я вспоминал.

— Это одно и то же. И что же вы вспоминали? — не унималась Химара.

Маэда даже растерялся от такого напора.

— Ничего особенного, — пожал плечами он. — Последнюю встречу с отцом. Он провожал меня на станции, очень переживал. Ему уже за семьдесят. Это относительно недавно было…

— И вы словно снова оказались там, на перроне, рядом с ним, слышали его голос. Дул ветер, листья летели…

Был бы Кай собакой, у него на загривке шерсть дыбом встала бы. Дело не в том, что она сказала, а — как. Будто заглянула в его мысли, в сны, проведала обо всех тайнах и желаниях, обо всём том, о чём люди предпочитают молчать.

— Откуда вы знаете?

— С вами говорили боги Тишины, капитан Маэда, — спокойно ответила императрица. — Значит, вы все же умеете по-настоящему молчать и думать.

— Подождите, но перрон… листья…

— Вы сами сказали, что стояли на вокзале, война началась в самый разгар осени, у вас на родине уже деревья желтые. И дуют ветры. Я просто предположила, не думайте. Но эти воспоминания, их яркость и реальность — это знак присутствия богов Тишины. Вам послан Знак, капитан. Это честь.

— Какой еще знак?

— Не знаю. Это ваш Знак, он предназначен для вас. У меня был свой.

Она так ловко сорвала покров с его души, что Маэда почувствовал, будто имеет полное право на ответную откровенность.

— А о чем вспоминали вы? — осмелился полюбопытствовать он. — Или это секрет?

— Вовсе нет. Я вспоминала мужа. Точнее, тот день, когда мы в последний раз позировали для альманаха. Вы, наверняка, выдели это фото, оно очень известное. Это было тут рядом, возле причала для яхты.

Маэда отлично помнил фотографию, он ведь совсем недавно её рассматривал.

Они как раз подходили к личной резиденции императора. Капитан Маэда до сих пор не мог отделаться от тягостного впечатления после её посещения. Вряд ли там убирали, и всё осталось по-прежнему, включая пятно на простынях.

— Каким он был? — спросил Кай, сам не веря, что спрашивает о таким личном.

— Кто? — удивилась женщина.

— Ваш муж — император Шэнли. Каким он был?

Государыня окинула задумчивым взглядом темный силуэт дворца, где тот жил и умер. На фоне белизны снега все эти колонны, резьба по камню и золоченые фигурки на портике выглядели как-то… неуместно.

— Он был мудаком.

Сказала и улыбнулась, несказанно наслаждаясь видом перекошенного лица арайнца.

— Все годы, сколько я его знала, а знакомы мы были с моих 15-ти лет, юнго Шэнли был и оставался редкостным мудаком, — повторила она со вкусом. — Он был раздражительным, мелочным, наглым и совершенно бессовестным подонком. Ваши газеты не врали, когда описывали его как совершенно аморальную личность. Истинная правда.

— А вы?

— А я была его императрицей.

Кай не удивился бы, если бы она не захотела продолжать этот разговор, но та не остановилась. Только сунула покрасневшие руки поглубже в карманы пальто.

— Накануне лечащий врач сказал мне, что сделать больше ничего нельзя, метастазы уже везде, а эта ремиссия — последняя. И я организовала для него фотосессию. Юнго обожал такие мероприятия как никто другой. Мы вместе подбирали одежду, вызвали самого модного мастера макияжа. Было так весело. Вся эта суета.

Лицо её — бледное и усталое — прямо-таки просияло от воспоминаний.

— К тому моменту мы остались совсем одни, — и продолжила, безошибочно уловив невысказанный вопрос. — Двенадцать лет этот дворец представлял собой безумную помесь борделя самого низкого пошиба, центра репродуктивного здоровья и ночного клуба. Видите, левое крыло достроено, оно длиннее правого? Стиль тот же, но это новодел. Общежитие для его женщин. По-моему, их никто не считал.

Три этажа с фасадом по шесть окон. Маэда присвистнул.

— Юнго не мог иметь детей, и до какого-то момента ему было плевать, но потом… Такая потеря для императорского дома, — усмехнулась императрица. — Фарс, который обернулся трагедией. Впрочем… в начале тоже всем было не до смеха. Особенно, мне.

— Почему?

— Почему? Потому что я — императрица, мой святой долг родить наследника. Он верил в чудо, в Силу Императриц . Чуда, как и ожидалось, не произошло. Тогда он стал подсылать ко мне своих… мужчин. Я отказалась.

Шокирующая откровенность, подобная ледяному ветру, заморозила Каю язык и губы. Он молчал.

— Эти стены видели такие вещи, до которых не додумался бы самый безумный извращенец. Нет, без убийств, кровопролития и насилия, — уточнила государыня. — Цель была все же… м-м-м… жизнеутверждающая. Всё только по добровольному и весьма деятельному согласию. На кону стояло так много.

— И вы просто так на всё это безобразие смотрели?

Она зябко повела плечами.

— Я, вообще-то, смотрела в другую сторону, в смысле, занималась другими делами. Думала, вдруг у юнго получится с кем-то из них. Он очень… хм… старался.

Понятно всё: императрица занималась политикой, пока император… пытался размножаться.

— Я помню про дворцовый обычай с усыновлением, но разве… разве вам не хотелось иметь своего ребенка?

— У меня был тот, о ком я заботилась. Тоже ребенок.

Государыня сказала так, что капитан Маэда не рискнул продолжить расспросы в этом направлении. И он вернулся к давним дворцовым скандалам.

— А те, другие женщины?

— Не знаю, меня они не касались. В них не было недостатка, поверьте. Желающие разделить… хм… ложе с государем исчислялись тысячами. Но когда юнго заболел, рядом не осталось никого. Это довольно жутко, когда пустеет целое крыло огромного дворца, а там, где всегда звучали голоса и музыка, где все время смеялись или ругались, больше не услышишь ни звука.

Государыня достала платочек из-за мехового отворота рукава. Но — нет, никаких слез, она просто отерла снег со лба — высокого и выпуклого, как у древних ситторийских статуй из терракоты.

— И тогда вдруг выяснилось, что мой муж всё же имеет достоинства. Нетривиальный ум и потрясающая начитанность — отличное сочетание. Когда он только успевал браться за книги, ума не приложу.

— Значит, на той фотографии…

— Да, она правдива. Он еще не знает, что приговорен, я наслаждаюсь тем, что он рад и полон надежд. Это же очевидно, верно? А сегодня боги Тишины послали воспоминания о тех днях, когда мы с ним были по настоящему счастливы. Не так долго, каких-то два-три месяца, но это было чудесно, правда-правда.