Людмила Астахова - После зимы [СИ]

— Почему так мало?

— Смертельная болезнь, как хищная птица, она выклевывает из души всё лучшее, всё нежное и беззащитное. Когда больно и страшно — не до душевных щедрот. Юнго ужасно мучился, а потому злился, ненавидел и издевался над всеми вокруг. До тех пор пока мог себе это позволить, разумеется.

Они медленно обходили вокруг дворца Счастливой Юности — слева направо, как ситтори обходят родовой склеп, поминая умерших. Что ж, это сейчас имело смысл, потому что императрица внезапно перешла ко второй части своих обещаний. Без предупреждения, как любила делать, чтобы смутить собеседника и сразу же сбить его с толку.

— Командующий Римайя еще не подписал капитуляцию, со дня на день вы должны были занять столицу, и я отлично понимала, что первым делом умирающему императору подсунут манифест об отречении. Я никак не могла этого допустить, понимаете, капитан Маэда?

— Понимаю.

— Мой муж тоже это осознавал, когда я попросила его умереть.

— И он согласился?

— Конечно. Я отпустила медсестер и врачей, перестала давать ему обезболивающее, — говорила государыня размеренно и спокойно. Так рассказывают детям страшную сказку на ночь. — Он зажал в зубах подушку, чтобы не кричать, а я читала ему «Ларец», самую первую часть, его любимую. А когда боль стала невыносимой, то он накрыл себе лицо еще одной подушкой и направил мою руку. Вот так всё и случилось.

— Боже, зачем вы всё это мне рассказывает? — ужаснулся Кай.

— Затем, чтобы вы знали об этом, капитан Маэда, — жестко ответила императрица. — Мой муж — юнго Шэнли, последний император Ситтори умер со всем возможным в его положении достоинством и честью. Он сделал всё, что было в его силах — он умер императором. Потом, когда поднимут архивы и вся грязь всплывет, а иначе и быть не может, когда его имя смешают с дерьмом, чего юнго в полной мере заслуживает, вы единственный будете знать правду. И однажды вы расскажете её другим людям.

— А если не расскажу?

— Расскажете, — рассмеялась она звонко. — А теперь возвращаемся скорее, я промерзла до костей.

— Но дворец Вселенского Спокойствия…?

— Я была там тысячу раз, что я там не видела? Идемте, идемте!

И быстро-быстро засеменила в сторону своей резиденции, демонстративно шмыгая носом и потирая озябшие ладони.

Охране пришлось едва ли не бегом следом бежать. А капитан Яно прямо-таки рассвирепел. Наорал на императрицу, как на школьницу, и посулил, что теперь она из своей комнаты носа наружу не покажет.

— Так вы хотите, чтобы я пошла к главному дворцу? Отлично. Так бы сразу и сказали, капитан Яно. Будь по-вашему!

И только полный идиот не догадался отчего вдруг возле парадной лестницы императрица столкнулась с бывшими дворцовыми гвардейцами. Их выстроили в шеренгу по два так, чтобы бывшая хозяйка прошла вдоль неё, словно принимала парад. Одна, с минимальной охраной и чуть ли не под руку с арайнским офицером. Что должны были подумать милицианты? Их мысли остались неизвестны, потому что они как полагается ситтори не позволили себе не то, что слова лишнего, даже малейшего движения. Стояли как каменные истуканы и смотрели на летящий снег.

Не молчала только императрица:

— В дни больших приемов на очередную дату коронации или в день рождения юнго через весь Зал Приемов от дверей до трона расстилалась ковровая дорожка — белая с золотым узором. Триста пятьдесят семь погонных метров вытканных вручную. Такую дорожку ткали каждому новому императору раз в жизни и по ней он восходил на трон, — она словно экскурсию проводила, так бодро и ясно звучал её голос. — Знаете сколько таких ковров хранится в сокровищнице? Ни одного, представьте. После смерти очередного императора его сжигали, оставалось золото, из которого снова делали нить и пускали её в новую дорожку. И каждый раз узор был новый, но при этом золоту в нем тысячи лет. Считается, что на протяжении веков количество золота не менялось ни на грамм.

И снова рассмеялась. Без натуги и притворности. Похоже, государыня Химара чему-то на самом деле радовалась.

— А на самом деле? — уточнил капитан Яно. Он тоже выглядел весьма довольным.

— Врут, конечно. Воровали помаленьку. Дорожка-то становилась всё уже и уже.

Поворачивая за угол здания капитан Маэда обернулся. Коллаборанты стояли недвижимо и глядели вслед императрице, и казалось даже не моргали.

То ли действительно вмешались боги Тишины, то ли где-то в высших политических сферах случились серьезные подвижки, но вместе со снегопадом закончились все игры в секретность. Штаб Армии созвал короткую конференцию для прессы, на которой выступил лично генерал Найто и рассказал о переговорах, ведущихся с императрицей Химарой. Кай узнал об этом, когда ему позвонил порученец генерала. Наставник запланировал как минимум штук пять таких конференций и на каждой должен был присутствовать Маэда. Как полномочный эмиссар и как человек, который видит Её императорское величество ежедневно.

— Вот он ваш час славы, Кай, — смеялся особист. — Мировая известность и головокружительная карьера вам обеспечены. Аж завидно!

Ему внимание прессы не светило ни при каких раскладах. Генерал Найто налегал на важность момента и необходимость показать всему миру, что императрица идет навстречу желаниям Арайны добровольно. Руководство искренне считало, что капитан Маэда одной только интеллигентской манерой разговаривать убедит в этом злобных писак. Особист был полностью с ним согласен.

— Вы выглядите… м-м-м…

— Слюнтяем? — подсказал Кай,

— Не юродствуйте. Вы выглядите воспитанным и глубоко порядочным человеком, — строго поправил его Яно, но не удержался и добавил. — Эх, вам бы очочки!

И был послан по известному адресу строевым шагом.

Императрица, напротив, решила покапризничать напоследок. Досталось даже любимому повару — услужливому господину Гиране. Он по нескольку раз переделывал завтраки и обеды, благо денег, вырученных у кинеримского посла за дизайнерские дамские часики, хватило бы на месяц шикарных трапез.

Капитан Яно смотрел на эти монаршьи заморочки сквозь пальцы.

— Пусть её, — отмахнулся от жалоб коменданта Хори. — Чем бы дура не тешилась, лишь бы не вешалась.

Кай его оптимизма не разделял. Государыня откровенно чудила, то наотрез отказываясь обсуждать что-либо по сути дела, то соглашалась, но тут же отвлекая Маэду очередными переводами дворцовых хроник. Тянула время? Набивала цену?

И так прошло еще три дня — в суете и разъездах. И все, все поголовно испытывали терпение Кая — военные корреспонденты, армейская канцелярия, кинеримский посол, Особый отдел и, конечно же, сама императрица Химара. Пока, наконец, его превосходительство Искрин Вайерд не сделал решительный ход.