Ннеди Окорафор - Кто боится смерти [litres]

Затем в отдалении я заметила его: красный глаз. Я не видела его с шестнадцати лет, с инициации. Я быстро встала. Быть эшу означает уметь менять тело, превращаясь в других созданий и духов. Здесь я стала синей. Кроме кистей рук: они были тускло-коричневыми. Я с вызовом уставилась в глаз.

– Ну давай!

Даиб не ответил. Я притворилась, что не замечаю его. Подняла руки. К ним тут же слетелись несколько радостных свободных духов. Два розовых и один зеленый пролетели сквозь руки. Когда я их опустила, они были ярко-синие, как я сама. Я села и с облегчением вернулась в физический мир. Я взглянула на руки. Они все еще были покрыты шелушащейся кожей. Но когда я сняла ее, под ней оказалась обычная здоровая кожа. Я посмотрела на Мвиту.

Он сидел у подножия дерева, глядя в небо.

– Даиб следил за мной, – сказала я.

Он оглянулся.

– А, ты вернулась. Он пытался что-нибудь сделать?

– Нет. Просто смотрел тем красным глазом, – я вздохнула. – Но рукам теперь лучше. Правда, они все равно слишком теплые, словно у них лихорадка, и кожа чувствительная.

Он взял мои руки и осмотрел их.

– С этим я помочь смогу. Пойдем назад.

Приблизившись к лагерю, мы услышали крики. Прибавили шагу.

– Ты только об одном думаешь? – кричала Дити.

– Да что ты за жена? Это я еще молчу про…

– Сегодня я с тобой не буду ночевать!

– Заткнитесь оба! – проорала Луйю.

– Что происходит? – спросила я Бинту, которая просто стояла и плакала.

– Спроси их, – всхлипнула она.

Фанази повернулся ко мне спиной.

– Не твое дело, – буркнула Дити, скрестив руки на груди.

Я ушла в палатку. Мне было противно. За спиной Фанази говорил Дити:

– Зря я за тобой пошел. Надо было тебя отпустить, и дело с концом.

– Я что, просила тебя идти со мной? Какой же ты эгоист!

Я задернула полог и вползла внутрь. Лучше бы мы пошли вдвоем с Мвитой, а остальные остались дома. Ну какая от них может быть польза на Западе? Пришел Мвита.

– Предполагалось, что станет лучше, – прошипела я.

– Ты не можешь исправить все, – он протянул мне миску. – На, поешь.

– Нет, – я отставила еду.

Он сердито зыркнул на меня и вышел. Да, все наши отношения трещали по швам. Мы отдалялись друг от друга с тех пор, как ушли, но, когда я сняла заклятие, разрывы между нами стали необратимы. В этом не было моей вины, я знаю, но тогда я думала, что виновата во всем. Я – избранная.

Я во всем виновата.

В ту ночь я заболела. От злости и разочарования по поводу их грызни я отказалась есть и уснула на пустой желудок. Мвиты не было – бóльшую часть ночи он пытался вразумить Фанази. Если бы он был рядом, то заставил бы меня поесть перед сном. Вернувшись перед рассветом, он нашел меня свернувшейся в тугой комок, дрожащей и в бреду. Ему пришлось скормить мне несколько ложек соли и влить бульон от вчерашней похлебки. Я даже ложку держать не могла.

– В другой раз не будь такой упрямой дурой, – сердито сказал он.

Я была слаба и не в силах куда-либо идти, но вскоре смогла сесть и есть самостоятельно. Лагерь напряженно притих. Бинта и Дити сидели у себя в палатке. Фанази и Мвита ушли поговорить. Луйю была со мной. Мы лежали в палатке и упражнялись в языке нуру.

– Что думаешь проблема Дити? – спросила она на ужасном нуру.

– Она глупая, – ответила я тоже на нуру.

– Я… – она запнулась, потом спросила на океке: – Как на нуру будет «свобода» ?

Я сказала.

Подумав секунду, она сказала на нуру:

– Думаю я… Дити ела свободу и теперь не может без.

– Я думаю, она просто глупая, – повторила я.

Луйю перешла на океке.

– Ты видела, как она была счастлива в той таверне. Некоторые из тех мужчин были симпатичные… В Джвахире никому из нас не позволялось быть такими свободными.

– Кроме тебя, – засмеялась я.

Она тоже рассмеялась.

– Потому что я научилась брать то, что мне не дают.

Позже, лежа рядом с Мвитой, я все думала о глупости Дити. Мвита глубоко спал, спокойно дыша. Я услышала снаружи тихие шаги. К ночным шатаниям верблюдов, которые часто уходили то пастись, то спариваться, я привыкла. Тут шел кто-то небольшой. Я закрыла глаза и прислушалась. Не пустынная лиса. Не газель. Я задержала дыхание и вслушалась внимательнее. Человек. Шаги приближались к палатке Фанази. Послышался шепот. Я расслабилась. Наконец-то Дити хоть немного поумнела.

Конечно, я продолжила прислушиваться. А ты не стал бы? Я услышала, как Фанази что-то шепчет. Затем… я напряглась. Прислушалась еще. Вздох, тихое шевеление и низкий стон. Я чуть не разбудила Мвиту. Надо было разбудить. Происходило нечто плохое. Но какое право я имела помешать Луйю прийти в палатку к Фанази? Я слышала их ритмичное дыхание. Оно продолжалось больше часа. В конце концов я уснула, и когда точно Луйю вернулась к себе в палатку – осталось неизвестным.

Мы собрали вещи еще до рассвета. Дити и Фанази не разговаривали друг с другом. Фанази старался не смотреть на Луйю. Луйю вела себя совершенно нормально. Когда мы отправились в путь, я смеялась про себя: кто бы мог подумать, что в крошечной компании посреди пустыни могут бушевать такие страсти?

Благодаря невежественному высокомерию Дити, дерзости Луйю и смятению чувств Фанази следующие две недели выдались нескучными. Это отвлекало меня от черных мыслей. Луйю стала ставить палатку рядом с палаткой Фанази и каждые несколько ночей пробиралась к нему.

Наутро оба были без сил и в течение дня друг на друга не смотрели. Надо сказать, притворялись они хорошо.

Тем временем я тренировалась уходить в дебри и скользить сквозь них. Каждый раз я видела вдалеке следивший за мной красный глаз. Я напугала Мвиту, выскочив на него в облике пустынной лисы. Я снова и снова резала себя и залечивала порезы, пока и то, и другое не стало для меня простым делом. Я даже начала трехдневный пост, пытаясь вызвать видение-путешествие. Если Даиб хочет за мной шпионить, я смогу шпионить за ним.

– Что это ты не съела завтрак? – спросил Мвита.

– Я хочу вызвать видение. Думаю, что на этот раз смогу его контролировать. Хочу знать, что он замышляет.

– Плохая идея, – сказал он, качая головой. – Он тебя убьет.

Он ушел и вернулся с тарелкой каши. Я съела, ни о чем не спрашивая.

Я готовилась к тому, что меня ждет. Но все же не могла не замечать, что в лагере тикает часовая бомба. Однажды вечером я подошла к Луйю, которая стирала одежду в ведре.

– Надо поговорить.

– Ну, говори, – ответила она, выжимая рапу.

Я наклонилась к ней, не обращая внимания на брызги.

– Я знаю.

– Знаешь что?

– Про тебя и Фанази.

Она замерла, погрузив руки в воду.

– Только ты?

– Насколько я знаю.

– Как?