Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

Евгению не понравилось буквально каждое слово.

– Вы обязаны отдать себе отчет в том, что вы сейчас другой человек, Женя! Вы звезда российской Премьер-лиги! Представить Сборную без вас невозможно. Вы на пороге великих свершений, и вас ничто не должно сдерживать!

Евгений пожалел, что связался с этим пустобрехом.

– Я помню, как вы тогда… ударились. Ничего удивительного, что у вас психологическая травма, а образ вашего соперника приобрел демонические черты! Но когда вы послезавтра встретитесь с этим Тобидзе, вы увидите, что он обычный человек, и этот гештальт закроется.

Пробормотав на прощание: «Гей-штальт, б…», форвард поспешил в лекторий. Отец Игнатий как раз закончил свое выступление, и к нему выстроилась очередь.

– А ты что тут делаешь? – спросил Остапченко у Рима Хализмутдинова.

Тот не ответил и кивнул на свой смартфон. Он рубился в рекламную аркаду «Жменьков-банка», где нужно было огненными мячами расстреливать вылетающие справа бумажные самолетики. Игра предусматривала денежные ставки со счета клиента. Остапченко усмехнулся.

– Какие планы после чемпионата, Рим?

Хализмутдинов что-то промычал.

– Рим! – Евгений поддел его под локоть, и на экране замигало «Ой…», а затем высветился слоган: «Не мучай в жмене рупь – вкладывай!».

Хализмутдинов шумно выдохнул, убрал гаджет и, не глядя на Остапченко, сухо произнес:

– Пару лет здесь поработаю и домой поеду. За родную команду поиграю. Дальше тренером буду. Если у нас на этом чемпионате сложится, мое имя сможет долго обеспечивать клуб.

– Ну а что, простенько и со вкусом, – одобрил Евгений.

– Завидуй.

– Кто? Я?

– Ты. Тебе-то возвращаться некуда, – Хализмутдинов толкнул Остапченко плечом и вышел в коридор.

Как ни противно было это признавать, татарин сказал правду. Но если бы и было куда возвращаться, весь смысл состоял именно в том, чтобы этого не делать.

Отец Игнатий распустил «паству», и Остапченко приблизился к нему, повинуясь непривычному импульсу.

– Нашел пять минут, чтобы поговорить о Боге, сын мой?

– Давно мучаюсь вопросом: новые корабли сперва святой водой сбрызгивают, а потом бутылку шампанского разбивают или наоборот?

– Поищи на Ютьюбе, – ласково посоветовал священник.

– Мне бы это, святой отец, – Евгений смиренно потупился, – благословение.

– Закончилось! Где ж ты раньше был?

– А если серьезно? – разозлился Остапченко.

– Если серьезно, то грех с души сними, иначе никакое благословение не поможет.

– Так мне для правого дела!

– А как же! Но у меня и впрямь больше нет при себе, – он с озабоченным видом похлопал по карманам рясы. – Ты не расстраивайся, завтра в «Лужники» мощи привезем, будет тебе полное благословение.

– Ясно, – проворчал Остапченко.

– Но учти, – отец Игнатий положил руку на плечо форварда и сильно сжал, – на чудо уповать – дохлый номер. Его заслужить надо. А твой ратный подвиг завтра – не успеешь. Так что придется своими силами обойтись. Усек? – он больно ткнул его пальцем в лоб.

– Усек, – машинально повторил Остапченко.

– Молодец. – Священник вытащил из-за его уха нательный крестик с цепочкой, только что висевший у Евгения на шее. – Чудо возможно, если все фокусы исчерпаны. А ты еще ни одного своего не показал.

Остапченко удалось убедить себя, что если он придумает, как подавить Тобидзе морально, то победа у Сборной в кармане. В машине по пути домой он, не откладывая, ознакомился с несколькими свежими видео, чтобы подпитать свою ненависть живой речью оппонента.

«И в Колхиде, и в России вроде бы наступила новая эпоха, но не до конца. Поэтому все вечно чего-то ждут. Отсюда агрессия, неверие в конструктивный диалог как таковой. Наши страны долго взаимно отдалялись, но сходств не меньше, чем различий», – констатировал Тобидзе в одном интервью.

«Если жопу с пальцем сравнивать, что-то общее тоже есть», – заметил на это Евгений. Он был в наушниках, и вышло громче, чем он рассчитывал, так что на него обернулись оба охранника.

В другом интервью колхидец апеллировал к неизвестному Остапченко эпизоду в истории советского футбола. Четверо братьев-основателей «Геракла» по сфабрикованному обвинению якобы уехали в лагеря на десять лет. Верилось с трудом. «Сейчас, к счастью, ограничиваются тем, что подрывают репутацию и лишают работы. Так легче вернуть человека из опалы, если он опять понадобится. Пример у нас перед глазами». Остапченко уловил намек, но не понял, зачем колхидец лезет не в свое дело.

Евгений всю дорогу смотрел ролики с таким напряженным вниманием, что в какой-то момент, закрыв глаза, увидел отпечатавшийся на сетчатке негатив лица Тобидзе с белой бородой.

Был ранний вечер, домой не хотелось, и Остапченко решил прогуляться. Охрана следовала за ним метрах в пяти. «Чисто конвой», – подумал он.

На выходе из двора парень в кепке с задранным козырьком зычно крикнул ему:

– Остап, ты лучший! – и помахал рукой, в которой держал зажженную сигарету.

– Дай дернуть, – сказал Евгений, подойдя к нему.

Тот немедленно протянул сигарету и расплылся в восторженной преданной улыбке. В другой руке у него был поводок. Остапченко затянулся и посмотрел на коротконогую лохматую собаку. Она облизнулась и уставилась на Евгения с тем же выражением, что и хозяин.

– Дашь автограф? – почему-то с опаской попросил парень.

– Ручку, бумагу.

– Нету.

– Ну и у меня нету, – сообщил Остапченко и затянулся снова.

– А у этих? – парень указал на сопровождающих. – Извините, у вас ручки и бумаги нет?

Охранники не ответили. Остапченко оглянулся – вид у них был осуждающий.

– Могу прижечь, – предложил он.

Молодой человек подумал секунды три и отрицательно покачал головой. Евгений выкинул сигарету.

– Курить вредно, – прокомментировал он и, не попрощавшись, зашагал к проспекту.

На оживленном пешеходном переходе охранники приблизились вплотную, ограждая его от потока людей. Остапченко побежал. Он свернул с проспекта и понесся через двор, перепрыгивая низенькие заборчики и быстро увеличивая отрыв от погони. Люди узнавали его и провожали восхищенными взглядами, некоторые кричали «Давай, Остап!» и «Россия, вперед!».

Миновав так еще пару дворов, Евгений вылетел на загруженную улицу у «Мясокомбината» и, смешавшись с толпой, зашел внутрь. Переоборудованная под рекреационно-творческий кластер заводская территория была полна молодежи, собравшейся на бесплатный концерт. Остапченко протолкнулся к сцене. На небольшом подиуме стояли два человека с лицами университетских профессоров, в нулевые увлекшихся хип-хопом. Один колдовал над электронными приборами, второй начитывал в микрофон: